– Или ты.

– Или я. Мы могли бы воспользоваться этим!

– Для чего, Роу?

Он схватил ее за руку. И если до этого она беседовала с новым Роу, очаровательным лицемером, то сейчас он был с ней искренним. И от этого становилось только хуже. Она бы предпочла услышать все это от врага, а не от старого друга. Ей хотелось отдернуть руку, но она застыла, как только он вытащил из-под рубашки серебряную цепочку. В свете полуденного солнца сверкал гранями сапфир.

– Где ты его взял? – резко спросила она. – Он принадлежит Джонатану!

– Нет, этот мой. Я сделал себе свой собственный.

– Как?

– Ты всегда считала, что Уильям Тир идеален, – заметил Роу со смешком. – Но это не так.

Это не было похоже на ответ, но Кэти все равно нахмурилась, потому что в утверждении Роу чувствовалось искусное смешение правды и лжи, и ответ в нем тоже был, просто нужно было разгадать, что он имел в виду.

– Он работает и у меня, – сказал ей Роу. – Точно так же, как у Джонатана. Я многое вижу. И многое знаю. Я знаю, что великий святой мертв.

Кэти рванулась вперед, опрокинув кресло, схватила Роу за плечи и впечатала в спинку кровати.

– Держи рот на замке, Роу.

– Подумай, Кэти, – повторил он, не обратив внимания на ее слова. – Тира больше нет. Город, о котором мы столько мечтали, Город, в котором умные люди, вроде нас, идут вперед, а остальные следуют за ними. Мы можем построить его сами.

Кэти хотела возразить, что никогда о таком не мечтала, но тут вспомнила, что это не так. Сколько же мусора было в ее голове, когда она была подростком. Вспоминать об этом было больно. Роу убрал ее руки со своих плеч, и Кэти запоздало заметила, что несмотря на пережитое истощение, он стал намного крепче. Кэти увидела нечто дьявольское в его глазах… но уже не тех безобидных чертенят, что она помнила по их детским проказам. Он снова спрятал цепочку с сапфиром под рубашку.

– А что насчет неверующих, всех тех, кто не принадлежит к твоей церкви? Думаешь, они будут просто сидеть и смотреть?

– Они исчезнут.

От непоколебимой уверенности его ответа ее пробрала дрожь; в нем чувствовалась жестокость, огромная, растущая на глазах тень, которую невозможно было охватить взглядом.

– А как же я, Роу?