– Мы заботимся друг о друге. – Джонатан покачал головой. – Даже члены того «Голубого горизонта», похоже забыли.

– Только не мама! – отрезала Кэти. – Она помнит.

– Пользы от этого немного.

– Что это значит?

Внезапно Джонатан взял ее за руку. Кэти хотела выдернуть ее, но передумала. Рука Джонатана была теплой, и в конце концов, какое ей дело до того, что люди подумают, увидев, как они держатся за руки? Полгорода и так были уверены, что они спят друг с другом; и это служило неиссякаемым источником шуток для прочей стражи.

– Твоя мама сломлена, Кэти, – сказал он ей. – Мне жаль это говорить, но ее жизнь крутилась вокруг моего отца, а без него некому заставить ее двигаться дальше.

Кэти собралась возразить, но что-то ее удержало, какой-то внутренний голос, который больше не позволял ей спорить с правдой, какой бы неприятной та ни была. С каждым годом этот голос становился все сильнее; иногда Кэти ненавидела его, но часто он оказывался полезным, особенно в городе, жизнь которого в последнее время была подчинена законам прагматизма. С мамой было не все в порядке с тех самых пор, как уехал Уильям Тир. Она жила в обычном ритме, но Кэти больше не видела на ее лице улыбку, а с тех пор, как слышала ее смех, прошел уже не один месяц. Мама была сломлена, и не одна она. Уход Тира вырвал сердце у Города, и чем больше проходило времени, тем сильнее их общество напоминало Кэти стаю волков, грызущихся над трупом. На последнем собрании Тодд Пэрри выдвинул на голосование предложение носить ножи в городе. Джонатан, Кэти и Вирджиния встали на другую сторону, и предложение удалось отклонить, но с небольшим перевесом в голосах. Но они не могли не почувствовать, что происходит в Городе.

– Я их иногда ненавижу, – тихо заметил Джонатан. – Я знаю, что отец бы не стал, но я ненавижу. И думаю: если им так хочется разгуливать с оружием, строить заборы и жить по указке церкви, почему бы не позволить им это. Пусть себе строят город для таких же консервативных тупиц, и живут в нем, и видят, в какое дерьмовое место он превращается. Это не моя проблема.

На мгновение Кэти растерялась, не зная, что ответить, ведь раньше Джонатан не говорил ничего подобного. Перед своей стражей он демонстрировал неиссякаемый оптимизм; не произошло ничего, что нельзя было исправить, но Кэти встревожили безнадежные нотки в его голосе. Она обещала Уильяму Тиру, что защитит Джонатана, и всегда полагала, что если защита и потребуется, то от ножа. Но теперь она гадала, не имел ли Тир в виду данный конкретный момент. На нее нахлынули воспоминания: скамья на заднем дворе, Уильям Тир на скамье, она сама рядом с ним и сапфир, зажатый у нее в кулаке. Значит, Тир знал, уже тогда?