Кэти тоже с удовольствием бы покинула этот город, не будь на ней такой огромной ответственности. Но раз Джонатан оставался здесь, то и она никуда не собиралась уходить. И все равно, уход тех сорока семей был весьма ощутим; среди них оказались двое из лучших плотников Города, несколько работников молочной фермы, и – что было самым болезненным для Кэти – мистер Линн, возглавлявший овечью ферму. Без него качество шерсти в Городе должно было снизиться.

Виновник здесь был не один – малодушие питается от религии так же, как и и она от него – но Кэти не могла не посматривать на север, туда, где на краю города возвышался шпиль маленькой белой церкви. За те годы, что Роу стоял во главе прихода, его проповеди стали намного мрачнее, как, впрочем, и сама церковь. Бог Роу рьяно следил за личной жизнью людей, и мысль о том, что такая слежка противоречит самой сути этого Города, казалось, больше не беспокоила никого, кроме Кэти и Джонатана. Те, кто не работал, все свободное время проводили в церкви, которая бурлила целый день, вне зависимости от того, проповедовал ли Роу или нет. Кэти охотно свалила бы все на саму религию, но даже она не могла так обманывать саму себя. Церковь могла стать настолько хорошей, или плохой, насколько хороша или плоха была главная идея, провозглашаемая с кафедры. Весь ее гнев сосредоточился на людях, последовавших за Роу, тех, кто должен был понимать, что к чему. Когда-то же они все понимали, иначе Уильям Тир не взял бы их с собой на Переход. Он очень тщательно отбирал людей; мама всегда об этом говорила. Но теперь все изменилось, и настолько сильно, что Кэти не могла предсказать ничье поведение в Городе, за исключением Джонатана и, как ни странно, Роу.

Она начала следить за Роу без особой цели, просто чтобы потренироваться. Он замышлял что-то недоброе, и она об этом знала, но от этого поймать его легче не становилось. Он отправлялся в церковь каждый день, читал там проповеди по утрам и вечерам для всех, кто хотел слушать. Когда бы он ни покинул церковь, его тут же окружали женщины, и каждую ночь к нему в дом приходила новая, хотя он очень старался соблюдать осторожность; женщины никогда не приходили раньше полуночи, а то и часу ночи, когда большая часть горожан видела уже десятый сон. Сначала Кэти хотела вывести его с его любовными делишками на чистую воду, но потом отказалась от этой мысли, чувствуя легкое отвращение к самой себе. Ее тянуло к Роу – тот случай в его спальне так до конца и не стерся из ее головы – и она не обманывала себя утверждениями, что ни капли не завидует, но личная жизнь была личной жизнью, и ничье лицемерие не могло этого изменить. Если она хотела на чем-то подловить Роу, это нужно было сделать публично, поймать на проступке, который мог повлиять на благополучие всего Города. Ничто другое здесь бы не подошло.