Шаги в коридоре. Дверь открывается.

– Клэр? О… – Это Этта.

Я опускаю маму на подушки, одергиваю на ней ночную рубашку, приглаживаю волосы.

– Она ушла.

12 сентября 1998 года, суббота (Генри 35, Клэр 27)

12 сентября 1998 года, суббота

(Генри 35, Клэр 27)

ГЕНРИ: Люсиль любила сад. Когда мы приезжали в гости, Клэр проходила через главный вход Медоуларк-хауса, прямо к задней двери, чтобы найти Люсиль, которая почти всегда была в саду, в любую погоду. До ее болезни мы находили маму у клумб, пропалывающую сорняки, или пересаживающую растения, или удобряющую розы. Когда она заболела, Этта и Филип приносили ее вниз, завернутую в одеяла, и сажали на ее ивовый стул, иногда у фонтана, иногда под персиковыми деревьями, где она могла наблюдать за работой Питера, как он копает, обрезает деревья и пересаживает их. Пока Люсиль была здорова, она рассказывала нам бесконечные истории о жизни сада: красноголовые зяблики, которые наконец нашли новую кормушку, георгины, которые у солнечных часов принялись лучше, чем она полагала, новая роза, которая оказалась ужасного лилового оттенка, но такая стойкая, что она не хочет от нее избавляться. Одним летом Люсиль и Алисия затеяли эксперимент: Алисия каждый день по несколько часов упражнялась с виолончелью в саду, чтобы посмотреть, как будут реагировать на музыку растения. Люсиль клялась, что ее томаты никогда не были такими урожайными, и показывала цукини толщиной с мое бедро. Эксперимент был сочтен удавшимся, но никогда не повторялся, потому что это было последнее лето, когда Люсиль могла работать в саду.

Люсиль желтела и увядала со сменой времен года, как растение. Летом, когда все прорастало, она возрождалась, и дом звенел от счастливых воплей и шума детей Марка и Шерон, которые барахтались, как щенки, в фонтане и прыгали, липкие и счастливые, по траве. Часто Люсиль бывала угрюмой, но всегда элегантной. Она всегда вставала поприветствовать нас, обнять: седые с медными прядями волосы собраны в тугой узел, густые пряди лезут в лицо, лайковые садовые перчатки и приборы из «Смит-энд-Хоукен» отброшены в стороны. Мы с Люсиль целовались всегда очень формально, в обе щеки, как будто мы были очень старые французские графини, которые давненько не видели друг друга. Она всегда была приветлива со мной, хотя могла убить свою дочь одним взглядом. Я скучаю по ней. Клэр… Ну, здесь слово «скучает» не подойдет. Клэр опустошена. Клэр ходит из комнаты в комнату и забывает, зачем и куда идет. Клэр сидит, уставившись в книгу, и целый час не переворачивает страницы. Но она не плачет. Улыбается, если я шучу. Ест, что я ставлю перед ней. Если я занимаюсь с ней любовью, она старательно участвует… – но вскоре я отступаюсь, напуганный ее послушным незаплаканным лицом. Я скучаю по Люсиль, но я опустошен без Клэр, которая ушла далеко и оставила меня с незнакомкой, только внешне похожей на себя.