И, наконец, пирожки с капустой, которыми регулярно кормит нас Саливаныч. Это самые вкусные в мире пирожки с капустой. Мы не знаем, в чем тут секрет. То ли тесто для них замешивают на утренней росе, то ли добавляют в начинку сказочную травку-вкусночиху[39], то ли пекут в печке, сложенной из кирпичей, исписанных подходящими к случаю каббалистическими заклинаниями. Но факт остается фактом, таких прекрасных пирожков с капустой нет нигде во Вселенной. Кроме, конечно, пекарни, в которой их покупает Саливаныч. А мы никак не можем ее отыскать.

В этом, собственно, и дело.

Примерно раз в месяц мы ходим навещать Саливаныча. Втроем – потому что остальные наши однокурсники давным-давно разъехались по разным городам и странам. А мы, так уж вышло, остались.

Мы с Каролиной дружим еще со школы. Ежи присоединился к нам на первом курсе. Когда-то мы были неразлучны, даже квартиру вскладчину снимали, и это были отличные времена. Мы до сих пор любим друг друга, но время неумолимо – в том смысле, что нам его вечно не хватает. Однако Саливаныч способен обаять даже несговорчивого Кроноса. Обычно ради очередного визита к нему у нас троих одновременно чудесным образом высвобождается целый вечер, продолжить который можно в каком-нибудь баре, а в полночь, обнаружив, что так толком и не обсудили самые важные вещи в мире, договориться на завтра, задвинув все прочие дела. И ведь задвигаем и встречаемся, и небо не обрушивается на землю, и под нашими ногами не разверзается ад, и даже наши возлюбленные не спешат обиженно уйти на край света, связав нехитрые пожитки в ситцевый узелок. Но если бы не Саливаныч, мы бы, пожалуй, только с днями рождения друг друга поздравляли, да и то не факт. А так – сидим сейчас втроем в кулинарии на углу улиц Жиду и Стиклю, пьем горький черный кофе, совещаемся после очередной неудачной попытки найти эту чертову пекарню. Невидимая она, что ли.

Саливаныч всегда готовится к нашему приходу. Считает, что жена не должна хлопотать ради его гостей. Сам заваривает чай в большом пузатом чайнике с алыми маками на боках. Сам моет и перебирает привезенные из деревни фрукты и ягоды, а зимой тащит на стол банки с домашним вареньем. И специально ходит за пирожками с капустой в маленькую пекарню на Жиду, которая, по его словам, открылась еще до Независимости, где-то в середине восьмидесятых, когда вдруг разрешили предпринимательство, и одно за другим стали появляться кооперативные лавки, рестораны и кафе.

Отправляясь туда из дома, Саливаныч спускается с холма по длинной улице с четырьмя именами – сперва – Йонаса Басанавичюса, после пересечения с Пилимо – Траку, за бульваром Вокечю – Доминикону, еще ниже – Швенто Йоно. Впрочем, до Святого Иоанна Саливаныч не доходит, с Доминикону он сворачивает направо, на Стиклю, а на углу, возле кулинарии, где мы сейчас сидим – еще раз направо. Что может быть проще. Улица Жиду узкая, непроезжая и очень короткая, всего один квартал, дома по пальцам можно пересчитать. Не отыскать там что бы то ни было, а уж тем более, пекарню с освещенными окнами и запахом сдобы из приоткрытых дверей – совершенно немыслимо. Но мы так и не нашли. Хотя предприняли несколько попыток. Потому что навещать Саливаныча чаще, чем раз в месяц – перебор. Мы люди занятые, а он – и подавно.