— Спи… — увещевала обрадованная невероятной удачей колдунья, бесшумно высчитывая, сколько верст скакать до Тьер-Лерана… — Никто не тронет, не потревожит тебя…

Сдавшаяся на милость чужого и вместе с тем привычного голоса, Изольда отступила, позволила упрятать свое отчаяние, тоску, а затем и остальные переживания куда-то в темную дремотную глубину. И тут же их место заполнил бесцветный густой туман. Перед глазами больше не колыхались пряные травы, ноги не ощущали выбоин. Сделалось безразлично, тихо… О таком ли бредил драконий князь, уповая на помощь терновой колдуньи?

Затаив дыхание, принцесса прислушалась к обожженному предательством сердцу: ни звука. Чудилось, что оно перестало надрывно стучать, как будто не было в помине никакого вероломства, лжи… а вместе с ними не существовало отступника Таальвена Валишера, гордеца Хёльмвинда и самой Изольды Мак Тир… в мире не осталось ничего, стоящего волнений, — только желанный покой в кромешном бездонном мраке.

* * *

Она не говорила ему о великодушии, справедливости, не ставила в вину жестокосердие, внимая перечислению бед, настигших Хёльмвинда со спутниками в болоте.

Крапчато-серые глаза не выражали ничего, кроме нетерпения, когда Северный ветер рассказывал о Лотарэ. Совершенная в своей красоте ладонь дробно выстукивала сложенным веером по подлокотнику — так-тук, так-тук… Атласные туфельки под необъятным платьем скучающе сталкивались носами.

— Ты достоин награды, верховный, — наконец похвалила Вея Эрна, водружая на макушку накренившуюся высоченную тиару. Вместо драгоценных камней и тонкой ковки ее снова украшал пестрый букет. — За храбрость свою и преданность общему делу…

«За то, что пожертвовал одной из своих подопечных… — продолжил мысленно северный владыка. — Подвиг сей следует воспевать в балладах в назидание другим…»

Но Роза Ветров, не слишком чуткая, когда дело касалось чужих душевных терзаний, сочла его безрадостность признаком усталости. И, умело переменившись в лице, одарила верховного тоскующим участливым взором.

— Осталась самая малость, Северный ветер… Знаю, тебе тяжело, но прошу, не опускай рук на пороге той цели, за которую отдано столь многое.

Кружево, обрамлявшее сочную синеву платья на ее груди, взволнованно колыхнулось. И вместо того чтобы проникнуться пылким призывом, Хёльмвинд вдруг понял: на алтарь своей победы ветряная владычица не погнушалась бы возложить любую жизнь. Не потому что слыла кровожадной злодейкой, — просто верила в непогрешимость собственных поступков, законную вседозволенность, дарованную правителям.