Вийон шел дальше – сквозь духоту, смрад, рев скотины, дым, смех и крики. Вспугнул двух воришек, которые, воспользовавшись тем, что верующие собрались на молитву, срезали кошели у трупов.

Дальше была деревянная платформа, эшафот, на котором плясали и бились в цепях несколько стригонов. Палач или субтортор – был он в одежде без всяких знаков, а потому Вийон не мог разобраться, имеет ли он дело с мастером или подмастерьем, – ломал их на досках, сбрасывая сверху тяжелое деревянное, окованное железом колесо. Упыри выли, щелкали зубами и, казалось, совершенно не понимали, в чем тут, собственно, дело – ко все большей радости толпы. Некоторые из них еще ждали своей очереди – закованные в колодки, щелкающие зубами и таращащие мертвые глаза на толпу, которая дразнила их, бросаясь навозом, камнями, тыча в них вилами и палками.

Дальше был луг, а на нем загородка, где плясали друг с дружкой двое мертвецов. Пьяные слуги, селяне и ободранные плебеи тыкали в них палицами и вилами, лупили кнутами, пытаясь заставить стригонов драться, когда те приближались к деревянной ограде. Смеху и шуткам не было конца.

А неподалеку от битого шляха стояли два расшитых шатра, украшенных венгерскими гербами, бились на ветру флажки и хоругви, ржали и били копытом лошади. Рыцари верхом кружили неподалеку на лугу вокруг трех стригонов, прикованных и привязанных веревками к внушительной дубовой колоде. Господа рыцари подъезжали к ним, чтобы показывать собравшейся неподалеку босоте да шлюхам навыки владения боевым мечом, рогатиной и сулицей, превращая упырей в живые мишени для своего оружия.

А рядом, на раскидистом дубе, висело, перебирая ногами, еще несколько стригонов. Городские подмастерья устроили тут себе игры, как на праздник: стреляли из арбалетов и луков в упырей, не жалея проклятий и злобных замечаний.

– Беру отца Евгения! – хрипел покачивающийся мужичина в ржавой капеллине.

– А я, – крикнул запальчиво юноша в порванных шоссах и с гульфиком большим, как епископский мешок с золотом, – отца Николая!

Вийон поднял голову. Только теперь он понял, о чем они говорили. Один из висящих на дереве стригонов странным образом походил на предыдущего Святого отца – Папу Евгения. Второй же имел морду столь же достойную и показательную, как нынешний Папа – Николай, называемый Пятым.

Еще дальше, как сказано уже было, стоял передвижной бордель. Ничего особенного: три фургона, шатер, вокруг которого расположились на солнышке шлюхи и распутницы в красных котарди и уппеландах на французский манер. Некоторые из них даже посылали соблазнительные улыбочки проходящему мимо Вийону. Один фургон поскрипывал, потрескивал и раскачивался, словно внутри у него был заперт табун диких лошадей, а не один жеребчик, который демонстрировал боевой запал и жажду, достойную крестоносца, берущего новый Иерусалим.