Я искала любовь. И нашла. Теплый светящийся клубочек, нежно лелеемый и спрятанный в самом потаенном уголке души. Я дотронулась до него, но тут же отпрянула, уловив чужой образ. Нескладная девочка-подросток, по-лонгийски смуглая и черноволосая. Самый дорогой и любимый человек для этого мужчины, что был передо мной, — его дочь.

И я собиралась украсть эту любовь и присвоить себе?! Понимание этого настолько шокировало, что меня выкинуло наружу. Я пошатнулась и, не придержи меня чужие горячие руки, упала бы на землю. Силы мои окончательно иссякли.

Я проиграла, сдавшись на милость врагу, показав свою слабость. И в то же время выиграла, не переступив ту черту, за которой потеряла бы свою человечность.

Открыв глаза, я удивилась, каким нечетким и смазанным было лицо лонгийца передо мной. Все плыло. Он что-то говорил, но я не могла различить смысл слов.

— Ты не должен быть здесь, — пробормотала, вяло ворочая неожиданно отяжелевшим языком. Во рту появился неприятный металлический привкус. — Тебя ждут дома. Тебя ждут… Наверное, так хорошо.

В голове все сильнее и сильнее пульсировала боль. А потом она взорвалась, и мир вокруг исчез в ярких белых вспышках.

У всего есть предел. Предел моего дара был обнаружен в этот день. Меня доставили в клинику спустя десять минут после потери сознания. Эпилепсия и судороги могли причинить вред моему телу, но лонгиец, что был со мной, вызвал «скорую» и позаботился обо мне в первые минуты припадка. Правда, к тому времени, когда пришлось объясняться с врачами, его уже не было.

Меня привезли в больницу, где работала Алана, но о том, что я стала пациенткой клиники, она узнала через полчаса. Первый же медицинский осмотр выявил причину припадка — внутримозговая опухоль. Доброкачественная опухоль в височной доле развивалась медленно, в течение полугода или чуть больше, но дала о себе знать только сейчас.

Операцию провели сразу после того, как получили мое согласие на хирургическое вмешательство. Слишком высока была вероятность нового припадка, грозившего кровоизлиянием в мозг, поэтому тянуть было нельзя. Подобные операции были редки на нашем острове с населением около полумиллиона человек, но меня решили не везти в крупный медицинский центр, а довериться местным хирургам, тем более что медицинская аппаратура в клинике была на высокотехнологичном уровне. Саму операцию я не помнила — меня погрузили в искусственный сон, а когда я проснулась, единственным свидетельством вмешательства были выбритый левый висок и проходившая по нему тонкая полоска шрама, покрытая прозрачной защитной пленкой. Мои же способности были все еще со мной.