Малыш снова заплакал. Ребекка откинула уголок одеяла и посмотрела на его страдальчески сморщенное личико.

– Тсс… тише.

Ребекка не помнила, чтобы в аббатстве было так тихо и так темно. И что-то еще не так. Запах. В лаборатории пахло сыростью и разложением.

Что-то скользило вниз и падало.

Ребекка в страхе оглянулась, сердце громко колотилось в груди.

Средневековая кирпичная кладка дальней стены, покрытая многими слоями штукатурки, выгибалась внутрь лаборатории. На глазах Ребекки треснул кирпич и упал на пол кусок штукатурки. Казалось, какая-то неудержимая сила давит снаружи на стену и склон холма надвигается на аббатство.

Ребекка попятилась.

Где-то в глубине дома раздался страшный грохот.

Как будто труба обвалилась.

Или на аббатство упала бомба.

Венн, изнемогая от тревоги, ходил туда-сюда по зеркальному залу.

– Что-то происходит. Чувствуешь? Что-то меняется.

Гидеон стоял, упираясь ладонями в одно из сотен одинаковых зеркал, и в упор смотрел в свои зеленые глаза. Он и правда это чувствовал. Слабая деформация пространства. Сокращение. Как вдох.

– Комната уменьшается, – сообщил он.

– Уменьшается?!

– Стены сдвигаются со всех сторон. – Теперь он это услышал – тихий треск. – Комната сжимается.

Венн, полный решимости, посмотрел на зеркала:

– Тогда мы пробьем себе путь.

Он потянул за резную раму, но позолоченное дерево рассыпалось у него в пальцах, как гнилая труха.