Двойняшки остановились, покачиваясь на носочках, когда холодная, бушующая вода была им по грудь. Но Элизабет позволила воде подхватить ее и по-собачьи поплыла к терпящему вдалеке бедствие отцу, в то время как Пит, устрашившись глубины, которая угрожала их отцу, и сильных колик в животе, развернулся и попытался выбраться на берег.

– Ты антенна, – Кути с любопытством смотрел на него со своего насеста на спинке дивана, – но тебе все же понадобится маркерный радиомаяк, приманка.

Чуть позднее Элизабет вернулась на берег – изможденная, больная и одна.

– Я и радиомаяк тоже, – печально ответил Салливан. – Я все же его сын.

Разумеется, они так и не открыли три банки рутбитра, хоть близнецам и было суждено снова мельком увидеть их двадцать семь лет спустя… в Венисе.

Лицо Салливана похолодело: выплывшее из глубин памяти лицо Келли Кит, вкрадчиво наблюдающей за тем, как тонет ее супруг, наложилось на сохранившееся в памяти лицо Деларавы, и он остолбенело понял, что это одна и та же женщина.

– Ники! – произнес он настолько неровным голосом, что Элизелд тут же обеспокоенно взглянула на него. – Лоретта Деларава – это Келли Кит!

– Ну да, – ответил Брэдшоу. – Мне это известно еще с 1962 года.

– Когда нам было десять лет? Ты мог бы нам сказать!

– А ты бы захотел снова жить с ней?

Салливан вспомнил симпатичное юное личико, внимательно наблюдающее за тем, как в море гибнет пожилой мужчина.

– Боже мой, нет.

– Она убила твоего отца, – сказал Брэдшоу. – Точно так же, как убила меня. А теперь хочет избавиться от двойного чувства вины. Два позора, два свидетеля. Если нас не станет, то оба события перестанут быть правдой. Для нее.

– Нет, он утонул, она его не убивала…

– Она накормила тебя, твою сестру и твоего отца. Отравленным картофельным салатом. В один и тот же прекрасный солнечный день.