Он сделал пару шагов к двери, когда Боргента вцепилась ему в руку. Миша, прежде чем повернуться к ней, довольно улыбнулся.

— Прекрати! — Боргента была серьёзна, как академический словарь. — Чего ты пытаешься добиться?

— Честно? — Миша почувствовал, будто некая дверца перед ним приоткрылась, и нагло сунул ногу в щель. — Хочу, чтобы ты перестала грустить в одиночестве и поговорила со мной.

От неожиданности Боргента вздрогнула и тут же отпустила его руку. Наверное, так нагло к ней в душу ещё никто не забирался. Тут, небось, у всех манеры, этикеты, прочая скукотень.

— О чём ты хочешь поговорить? — спросила она мрачно.

— Да о чём угодно, — пожал плечами Миша. — Может, о твоей дочери?

Опять вздрогнула. Отвернулась, но тут же покосилась. Ей до смерти хотелось выговориться, но она не знала, можно ли доверять этому бестолковому попаданцу.

Миша опустился на левую половину крыльца, стараясь показать, что он и не навязывается вовсе. Боргента оценила жест, обдумала и присела на правую половину. Миша мысленно поздравил себя с выигранной битвой. Однако до победы в войне было ещё далеко.

— Сколько тебе было, когда она родилась? — задал Миша вопрос, который казался ему главным.

Ответа он немного боялся. Потому что если сопоставить определённый на глаз возраст Боргенты с на тот же глаз определённым возрастом Маленькой Талли, то получалось, что Боргента родила лет в одиннадцать-двенадцать. Ну, в тринадцать максимум, это уже если здравый смысл лесом послать. На двадцать лет Боргента не смотрелась. Двадцать — это уже некий рубеж, он чувствуется.

Миша, во всяком случае, всегда такие вещи чувствовал и никогда не мог поверить в истории парней, которые «думали, что ей восемнадцать». Да ладно! Ну как можно не понять, сколько лет девчонке? Можно не хотеть понимать — это ладно. Но реально не понимать — это уже диагноз. Боргенте, при всех доступных и возможных скидках, льготах и фантдопущениях, было лет девятнадцать.

— Столько же, сколько и сейчас, — сказала Боргента.

— В смысле?

— В прямом смысле. Талли родилась... — Боргента зашептала, загибая пальцы на руках. — Почти две недели назад.

Миша долго и задумчиво смотрел на Боргенту. Она повернулась, встретила его взгляд и невесело усмехнулась:

— Да, извини, я уже забыла, что это — удивительно. Такой вот она необычный ребёнок. Из-за отца.

— А отец кто? — спросил Миша, предчувствуя, что ответ ему не понравится.

Боргента покраснела, отвернулась. Миша молча ждал. И предчувствие его не обмануло.

— Всё равно узнаешь, — буркнула Боргента. — Мортегар.

— Чего? — выдохнул Миша.