— Я уже сказала, что прощать или не прощать — твой выбор. К тому же тебе не обязательно делать его прямо сейчас. У тебя впереди вечность.

— Это обнадеживает. По крайней мере, можно не опасаться, что ты явилась, чтобы в очередной раз попытаться отравить меня за Грань, как любят выражаться твои людишки. Значит на этот раз у тебя в рукаве не припрятано древнее запретное заклинание, нарушающее извечные законы бытия?

— Кто знает, — Маритэ улыбнулась, на этот раз загадочно, но при это все так же грустно.

— Приходишь просить прощения и угрожаешь? — Дэймор усмехнулся. — На что же ты рассчитываешь, Маритэ? Ты либо сильно осмелела, либо выжила из ума за те века, что мы пребывали в разлуке. А, может, ты рассчитываешь на мою прежнюю любовь к тебе? Считаешь, что я пронес ее через вечность страданий в безжизненной пустоте? Не надейся. Даже узы, связавшие Странников можно расторгнуть. Нельзя исказить суть вещей в одном и надеяться, что все остальное останется неизменным. Моя былая любовь к тебе давно прогорела, а пепел от этого костра погребет твой мир. Жаль, что я не могу с твоим миром уничтожить и тебя, предательница! Но хотя бы сердце мое и разум больше не принадлежат тебе. Я люблю другую.

Он обернулся к Лотэссе, о которой вспомнил впервые с момента появления Маритэ. Девушка стояла в тесном окружении мужчин, и все они безмолвно и внимательно следили за разговором Странников. Дэймору захотелось избавиться от них, от всех троих, включая Лотэссу. Зачем ему смертные свидетели их встречи с Маритэ, первой за тысячу лет? Впрочем, кто они такие, чтобы отвлекаться на них? Пусть слушают. Потом он сотрет им память, если захочет. А белобрысого можно и вовсе убить.

Отведя взгляд от Маритэ, Дэймор заметил как переменился окружающий пейзаж. Скалы словно раздвинулись, освобождая место небу, пылавшему красками заката. Темные камни, окрасились розовыми отблесками невидимого солнца. Нестерпимая душная жара сменилась свежим прохладным ветром.

Надо же, Маритэ удалось наложить свой отпечаток на это место. Значит, она по-прежнему все так же сильна, светла и чиста. Хотя, скорее, просто уверена, в своей чистоте и свете. Во всех мирах непоколебимая уверенность всегда оказывалась сильнее реальности. Обманув себя, можно обмануть не только других, но и весь мир. Пластичная реальность всегда готова прогнуться под представления о ней, если речь идет о существах достаточно могущественных.

— Значит, полюбил, — Маритэ задумчиво перевела взгляд с него на Лотэссу и обратно. Внезапно она усмехнулась. — Надо же, какая ирония. Как причудливо Вселенная играет всеми нами: и Странниками, и людьми. Что ж, если ты на самом деле полюбил, Дэймор…