– Нет. – Полицейский покачал головой. – Я обыскал комнату, но там больше ничего не было.

– Если вы искали алетиометр, – вмешался Бонневиль, – то зря трудились. Надо было просто спросить. Он при мне, что вполне естественно.

Достав алетиометр из кармана, Бонневиль положил его перед собой на стол. Дознаватель протянул к нему руку, но Бонневиль оттолкнул ее.

– Смотреть можно, трогать нельзя, – сказал он. – Между инструментом и толкователем устанавливается особая связь. Ее легко нарушить.

Дознаватель подался вперед и впился глазами в алетиометр. Второй агент тоже заинтересованно рассматривал прибор.

«Как удобно, – мелькнуло в голове у Бонневиля. – Нож в глаз – и дело в шляпе. Был бы ему урок».

– И как же вы с ним работаете?

– Он дает ответы посредством символов. Нужно знать все значения каждой из этих картинок. И этих значений сотни, кто попало ничего тут не поймет. Конкретно этот инструмент – собственность Магистериума, и как только я завершу порученную мне миссию, он вернется на свое законное место. Итак, повторю еще раз: позвольте мне поговорить с деймоном, пока он не успел насочинять отговорок.

Дознаватель и его коллега переглянулись. Потом одновременно поднялись, отошли в дальний угол и стали совещаться – так тихо, что Бонневиль ничего не расслышал. Во время этой передышки напряжение, помогавшее сохранять спокойствие и сдерживать дрожь в руках, начало понемногу спадать. Но ястребиха почуяла неладное и вцепилась когтями ему в плечо с такой силой, что сквозь рубашку проступила кровь. Это было больно, но очень кстати.

Когда агенты повернулись к нему, он снова был спокоен и собран – несмотря на расквашенный нос.

– Ну что ж, пойдемте, – сказал дознаватель, и его коллега открыл дверь.

Бонневиль спрятал алетиометр, подхватил рюкзак и пошел за ними. Агенты поговорили с полицейским, тот достал из кармана кольцо с ключами и принялся перебирать их в поисках нужного.

– Мы будем смотреть, – предупредил дознаватель. – И записывать все ваши вопросы и все, что он скажет в ответ.

– Разумеется.

Полицейский отпер дверь – и замер на пороге.

– В чем дело? – спросил следователь.

Бонневиль, не церемонясь, обошел его, оттолкнул полицейского и прошел внутрь.

Комната была точной такой же, как та, в которой его допрашивали, – со столом и тремя стульями. Сеть из угольного шелка лежала на столе, изорванная в клочья. Окно было распахнуто. Пантелеймон сбежал.

Бонневиль повернулся к агентам ДСК. Никому бы и в голову не пришло, что этот сдержанный с виду молодой человек способен на такую ярость. Кровь из разбитого носа хлынула с новой силой, заливая рот и подбородок. Окровавленный, полуслепой от боли, он стоял посреди комнаты, и нес полицию и Дисциплинарный суд на все корки. Обвинял тупоголовых агентов в упрямстве и преступной халатности. Призывал на их головы гнев Магистериума. Обещал, что их жизнь превратится в ад, и за гробом ничего не изменится – эти муки станут вечными.