Девочка лежала у нее под боком, на левой руке, и от ее хрупкого тельца как будто исходил жуткий холод. Лира подоткнула одеяло со всех сторон.

– Да уж, ты совсем замерзла! Но одеяло большое, так что скоро ты согреешься. Будем греть друг друга. Можешь поспать, если хочешь. И не беспокойся, что не понимаешь меня. Если бы ты со мной заговорила, я бы тоже тебя не поняла. Пришлось бы нам с тобой махать руками и корчить друг другу рожи. А что поделаешь? Но в конце концов, наверное, мы все-таки научились бы понимать.

Она откусила еще кусочек лепешки.

– Слушай, если ты не поешь, она очень скоро закончится. И как, по-твоему, это будет выглядеть? Что скажут люди, когда узнают, что я слопала еду, которую принесли для тебя и для других людей с вашей лодки? Будет скандал. Обо мне напечатают все газеты. Объявят меня воровкой, которая наживается за счет неимущих. И поместят фотограмму, где я буду стоять с виноватым видом, а ты – смотреть на меня с упреком… Да, я и сама вижу, толку нет. Я просто подумала, если я буду все время с тобой разговаривать… О, знаю! Я спою тебе песенку!

Откуда-то из бездонной глубины, издалека пришли полузабытые слова детских песенок. Забавные и бессмысленные рифмы, мотивы и ритмы. Лира их не понимала, но любила, когда была совсем маленькой. Тогда она тоже лежала в тепле у кого-то на руках, и кто-то убаюкивал ее простыми напевами, которые были частью этого тепла и безопасности. И вот она стала тихонько, еле слышно напевать их девочке, как будто Айша была Лирой в детстве, а теперешняя Лира… Кем же она была? Должно быть, Элис, острой на язык, язвительной Элис, с мягкой, уютной грудью и теплыми руками.

Так прошло несколько минут, и Лира почувствовала какое-то прохладное прикосновение к шее. Деймон девочки сам прильнул к ней, не зная, как по-другому выразить благодарность, и Лире пришлось сделать над собой усилие, чтобы голос не дрогнул. До чего же она соскучилась по Пану! Как ей этого не хватало!

Вскоре все они погрузились в сон.

И Лире снова приснилась та самая кошка, кошка-деймон. Они опять стояли на залитой луной поляне, и кошка терлась о ее ноги, и этот сон был по-прежнему полон любви и блаженства, но их омрачала какая-то неясная тревога. Лира чувствовала, что должна что-то сделать. Куда-то пойти. Кошка манила ее за собой, отбегая на несколько шагов, оглядываясь, выжидая немного и возвращаясь обратно. Так повторялось снова и снова, и Лира вдруг усомнилась: а вправду ли это деймон Уилла? Лунный свет поглощал все цвета: мир этого сна был черно-белым.

Она пыталась пойти за кошкой, но ноги не слушались. Дойдя до стены деревьев, деймон оглянулся опять, но на сей раз не стал возвращаться, а двинулся дальше и через миг скрылся во тьме. Лира осталась стоять. Сердце ее переполняли любовь и боль утраты; она заплакала во сне, и по ее щекам покатились слезы.