Малкольм постепенно смещался в сторону многолюдных улиц, где его преследователю придется подойти поближе. Интересно, юноша знает город? Похоже, что нет. Они сейчас были в двух шагах от большого базара, и Малкольм собирался заманить его в лабиринты торговых рядов, где тому придется еще больше сократить расстояние.

Малкольм подошел к огромной каменной арке, служившей воротами, постоял немного, задрав голову, чтобы его преследователь сообразил, куда направляется жертва, а потом решительным шагом двинулся внутрь – и тут же, прежде чем тот успел заметить, юркнул в лавочку с коврами и тканями. На базаре больше шестидесяти рядов и сотни лавок – ускользнуть от слежки нетрудно, но Малкольму было нужно не это. Он хотел поменяться ролями и превратиться из добычи в охотника.

Через несколько секунд его новый знакомец вбежал в ворота, остановился и начал озираться по сторонам, вытягивая шею в попытках разглядеть что-нибудь поверх голов, вертясь направо и налево – слишком быстро, чтобы что-то увидеть. Похоже, юноша переволновался. Малкольм стоял к нему спиной среди свисающих с потолка ковров, но наблюдал за происходящим в зеркальной крышке наручных часов. Торговец обслуживал другого клиента и удостоил Малкольма лишь мимолетным взглядом.

Молодой человек ринулся вперед по проходу, и Малкольм тихонько вышел и приступил к преследованию преследователя. В кармане у него была специально припасена льняная кепка – он надел ее и спрятал свои рыжие волосы. Торговый ряд, в котором они оказались, был широким, но обе его стороны были заняты лотками и магазинами с готовым платьем, ботинками, коврами, щетками, метлами, чемоданами, лампами, медной кухонной утварью и тысячами других вещей.

Малкольм скользил сквозь этот хаос за молодым человеком, но не глядя на него – вдруг тому придет в голову обернуться. Нервозность окружала юношу, словно облако; деймон-ястреб сидел на плече, вертя головой во все стороны – и временами, кажется, даже назад, будто сова. Малкольм неумолимо подбирался все ближе.

Тут юноша – так и есть, еще не мужчина! – повернулся, чтобы сказать что-то птице, и Малкольм впервые увидел его вблизи. Видение встало у него перед глазами – призрак другого лица… родительский паб, зимний вечер, и Джерард Бонневиль у огня, со своей гиеной-деймоном… улыбается Малкольму теплой и заговорщической улыбкой…

Бонневиль!

Это его сын! Знаменитый алетиометрист Магистериума!

– Аста! – Деймон вспрыгнул к нему на руки и вскарабкался на плечо. – Это же он, правда?

– Точно он. Никаких сомнений.

Торговые ряды были запружены народом. Бонневиль явно растерялся… он был так молод, так неопытен с виду. Малкольм шел за ним, словно тесня его к самому центру базара – ближе, ближе… скользя сквозь толпу, как призрак, незримый, неощутимый, вне подозрений, стерев собственную личность. Наблюдал, не глядя. Смотрел, не глазея. Мальчик мрачнел с каждой минутой: он потерял добычу, а вместе с ней и уверенность.