Я старательно выполнял все инструкции, не желая вызвать раздражение человека, который сумел понять причину моей болезни практически без усилий. Часть его лекарств оказались довольно противными, другие – кислыми, а травяные супы солеными, как море, но после того как на второй день я сумел подняться на ноги, бабушка с огромной неохотой пробормотала что-то про уважение к старому доктору.

Коро Ха повел меня на неспешную прогулку по саду. На Лунном Мосту нас встретила мама, которую переполняло счастье от того, что я выздоровел, – она обняла меня, чем нарушила все правила отношений между матерью и сыном.

Доктор Шо вернулся на шестой день, невозмутимо меня осмотрел, кивнул, забрал у матери пригоршню серебряных монет в качестве платы и ушел, не сказав ни единого слова.

Как только я снова смог ходить, Коро Ха с удвоенной энергией возобновил наши уроки. Хотя имперские экзамены мне предстояло сдавать только через четыре с лишним года, казалось, он считал, что каждый день, который я не провел в напряженных занятиях, станет тяжким камнем на моей шее. По утрам мы повторяли классику и диалектику, а днем занимались каллиграфией, сочиняли эссе и писали стихи.

Я не спал бо́льшую часть ночи, дожидаясь стука в окно.

Но так его и не услышал. Однако до меня долетали обрывки частых ссор между мамой и бабушкой, чьи голоса больше не были такими громкими, как в ночь появления Доктора Шо, поэтому мне удавалось уловить сквозь деревянные и бумажные стены лишь отдельные приглушенные слова. В моем воображении они спорили относительно продолжения бабушкиных уроков. Бабушка обещала научить меня магии, но маму до ужаса напугала моя болезнь и – так я решил – она запретила бабушке это делать.

Воображаемый конфликт заставил меня презирать мать. Я все еще ее любил, смутно, но сильно, как в детстве, однако ее вид начал вызывать у меня раздражение. Когда она поздравляла меня с успехами, достигнутыми с Коро Ха, ее похвала жалила меня, как крапива.

Мое отчуждение постоянно росло, пока не переполнило разум и не перешло в подсознание, что привело к ужасному сну, вернувшему меня в ту жуткую ночь в лесу, когда я с трудом тащил домой свое изуродованное тело, бессильно пытаясь закричать, пугаясь каждой тени и взглядов каменных волчьих богов.

Я резко проснулся, отбросил в сторону пропитанное потом одеяло и стал проверять конечности, чтобы убедиться, что я по-прежнему остаюсь человеком.

Когда отчаянные биения моего сердца наконец стали затихать, я услышал знакомый стук в окно.

– Глупый-Пес! – прошептала бабушка с другой стороны экрана из промасленной бумаги. – Встретимся в саду. Нам нужно многое обсудить, а у нас всего одна ночь.