Финн ткнул пальцем на видневшуюся впереди заросшую тропу, уводившую куда-то в лес, и Элис повернула туда. Под колесами зашелестела трава, по кузову заколотили ветки; в конце концов экипаж полностью скрылся в зелени. Они привязали лошадь к молодому ясеню и гуськом пошли дальше под прикрытием деревьев вдоль Клифф-роуд; Табби сжимал свою дубинку, Элис опустила руку на рукоятку лежащего в сумочке пистолета, а Финн держал наготове большой складной нож. Элис захотелось попросить парнишку убрать его, но она знала, что тот не послушается.
Очень скоро они вышли к дороге, поднимавшейся от бухты к старому дому. Вокруг не было ни души. Прикрытое легкими облаками солнце уже наполовину опустилось в море, слышались лишь шум прибоя и крики чаек. Финн направился к краю обрыва, откуда открывался вид на океан. Табби собирался последовать за ним, но, заметив развевающийся на придорожном столбике носовой платок и издалека узнав герб, остановился.
ГЛАВА 20 ГИЛБЕРТ ПРИХОДИТ В ЧУВСТВО
ГЛАВА 20
ГИЛБЕРТ ПРИХОДИТ В ЧУВСТВО
Фробишер проснулся в кресле с тяжелой головой, помятый, со смутными воспоминаниями о чудовищной порции съеденного жаркого. Паддингтон исчез, исчезло амонтильядо — целых две бутылки! — и сервировочный столик тоже. Услышав голоса, Фробишер выпрямился в кресле, одернул одежду и потянулся за носовым платком, чтобы стереть со щеки слюну. Тут он вспомнил, что платок остался висеть на столбике у дороги, и вынужденно воспользовался тыльной стороной ладони.
— Мистер Гилберт Фробишер, я полагаю, — сказал кто-то невидимый.
Гилберт с трудом поднялся на ноги, ощутив, что еще не вполне протрезвел, и повернулся на голос, исходивший от высокого худого человека в пенсне, смотревшего на него с хищной острозубой улыбкой.
— Он самый, — подтвердил Гилберт. Почувствовав, что желудок грозит извергнуть свое содержимое, он осторожно вдохнул несколько раз, чтобы подавить позывы к рвоте.
— Меня зовут Саузерли, — сообщил ему человек. — Мэйхью Саузерли. Мне сказали, что вы отведали нашего угощения.
— Вас не обманули, сэр. Боюсь, отведал изрядно. Думаю, все же телятина, хотя мистер Паддингтон уверял, что говядина. Мне оно показалось слишком нежным и сочным для говядины, — Гилберт оперся на трость, которая пришлась очень кстати, поскольку голова у него кружилась. Сама мысль о съеденном вызывала отвращение, но ему не хотелось огорчать хозяина.
— Вы, видимо, гурман, сэр, — ехидно сказал Саузерли, — достойный кандидат в члены Общества, ха-ха! — он говорил с легким французским акцентом, но с комическим оттенком — притворным? Он подался вперед и осклабился, обнажив заостренные резцы и впиваясь взглядом в лицо Гилберта. — А вы бы…