Услышанное поразило Джоанну, как вылитый на нее ушат ледяной воды, заставив вмешаться.

– Ты говоришь о его матери! Это… – Слов не хватало, чтобы озвучить свои эмоции. Она знала, что Маргариту Найтингейл казнили, и казалось ужасно неправильным бросать обвинения в этом ее сыну. – Это жестоко!

– Жестоко? – Себастьян повторил слово так, будто изучал его. – Жестоко доносить на свою мать в совет. Жестоко отправлять ее на казнь. Жестоко отдавать в лапы палача, который протащит осужденную за волосы по всему кварталу. Жестоко унижать бедняжку в ее последние мгновения.

– Что? – прошептала Джоанна.

– Я знаю, кто ты такая, – тихо сказал ей Себастьян, после чего огляделся по сторонам и, еще сильнее понизив голос, добавил: – Маргарита защищала одного из вас. И именно за это ее казнили: за помощь монстру с такими же способностями. А Аарон донес на них.

– Что? – снова переспросила Джоанна, потрясенная, что собеседнику известно о ее даре. И более того, она никак не могла поверить в то, что услышала. Мать Аарона укрывала кого-то с такими же запретными силами, а он сам на нее донес в совет монстров? – Нет, неправда, – в итоге возразила девушка.

Аарон бы никогда так не поступил.

Или поступил?

Себастьян, казалось, ее не услышал, обратив все свое внимание на пленника.

– Я знаю, что ты Оливер и потому хранишь верность лишь членам своей семьи. Но Маргарита тебя любила! И не заслуживала твоего предательства. Как тебе хватило совести натравить на нее гвардейцев? – В глазах щеголя блеснули непролитые слезы. – Твоя мать была лучшей из нас, а ты донес на нее курии!

Джоанна покачала головой, не желая верить, что это правда, и внезапно задумалась, откуда Себастьян знал Маргариту. Мог он приходиться Аарону двоюродным братом или дядей? Они оба были блондинами с фарфорово-бледной кожей лица и одинаковыми высокими скулами.

– Ты бы только видел, с каким презрением на тебя сейчас смотрят все вокруг, – прошептал пленнику на ухо Себастьян. – Ты им отвратителен.

Джоанна огляделась по сторонам. Собравшиеся действительно взирали на Аарона с выражением осуждения и даже ненависти.

Если раньше лицо того под повязкой казалось смертельно бледным, то теперь залилось неровным ярким румянцем, однако подбородок остался упрямо вздернутым.

Джоанна испытующе смотрела на Аарона, пока окружившие их зеваки перешептывались. До нее долетали обрывки фраз: «Донес на собственную мать», «Даже Оливеры от него отвернулись».

– Помни об этом во время допроса, – напутствовал девушку Себастьян. По его щеке скатилась слеза. Заметив это, он вытер ее, взял себя в руки и хриплым голосом добавил: – Иначе тоже окажешься схваченной по доносу этого предателя. – И направился прочь до того, как собеседница успела ответить.