– Винсент всегда мне говорил, что с этим ничего нельзя поделать.

И не только с этим. Ничего нельзя было поделать с моими родными на ришанской территории, с людьми в Сивринаже и кварталами, где они жили. Даже мое бессилие нельзя было преодолеть. Все зависело от желания Ниаксии.

Райн криво улыбнулся:

– Они умеют прогибать реальность под себя. Делают ее такой, какая им нужна, а потом говорят: «Видите? Это реальное положение вещей».

Я сжала ручку кружки так, что побелели костяшки пальцев.

– Чувствую себя… полнейшей идиоткой. Я ведь никогда не сомневалась в таком положении вещей.

Мне не хотелось увидеть жалость в глазах Райна, и потому я уперлась взглядом в стол.

– Я тоже никогда не сомневался в этом, причем гораздо дольше, чем двадцать лет. Но так происходит, когда кто-то лепит весь твой мир на свой образец. Они творят что хотят, а ты оказываешься запертым внутри стен. Реальных или воображаемых, значения не имеет.

Как он мог спокойно говорить об этом? Мне бы такое спокойствие.

– И они доживут до естественной смерти? – зло спросила я. – Избегнут последствий?

Я поразилась, насколько мои слова пронизаны ненавистью. Я должна была бы стыдиться так думать; думать, что кровавая смерть Винсента оказалась легким выходом, оставившим всех нас без ответов.

Но мне не было стыдно, и это меня пугало.

Я подняла голову и наткнулась на взгляд Райна. В глазах его была теплота. Тусклый свет зала делал их еще краснее. В них я не увидела ни капли ожидаемой жалости. Наоборот, они смотрели решительно и яростно.

– Нет, – сказал он. – Власть, которую мы отняли у них, мы употребим на изменения в королевстве, которые им очень не понравятся. Какой смысл в моих усилиях, если мне не за что по-настоящему сражаться?

Была в моем характере весьма противная черта: я всегда сомневалась, не являются ли громогласные заявления Райна такими же спектаклями, разыгрываемыми для меня.

Но сейчас я знала: он говорит правду, поскольку схожую злость и решимость я видела в себе.

Понимание было внезапным. Истина встала на свое место, словно недостающая деталь головоломки, и обнажилась неприглядная картина. Проще всего было постоянно ненавидеть Райна и твердить себе, что он мой враг и завоеватель, держащий меня в плену.

Но Винсент, пока был жив, годами потчевал меня убедительной ложью. Может, я устала слушать лживые россказни.

А может, сложность заключалось в том, что Райн был похож на меня больше, чем кто-либо. И не важно, ришанский он наследник или нет.

Он наклонился ниже. Его взгляд скользнул по моему лбу, носу, губам.