– Думаешь, сейчас – подходящее время для подарков?

Я видела, как напрягся его рот.

– Сейчас – это самое подходящее время.

Не знаю, почему я не решалась развернуть ткань. Что-то в голосе Райна подсказывало: его подарок причинит мне боль.

Я все-таки взяла сверток, положила на колени и размотала ткань.

Оттуда выпала потрепанная записная книжка и несколько пергаментных листов.

У меня дрожали пальцы. Я взяла верхний пергамент, сложенный пополам. На внутренней стороне оказался женский портрет, нарисованный чернилами, которые успели выцвести от времени. Женщина была темноволосой. Наклонив голову, она смотрела вдаль. В нескольких местах чернила расплылись от попавших капель воды. Я вспомнила другой рисунок чернилами, тоже выцветшими от времени, где была изображена панорама развалин города, находящегося далеко от Сивринажа.

– Кто эта женщина? – спросила я.

– Мне кажется, это твоя мать, – тихо ответил Райн.

Я как будто и сама догадывалась. Но его слова пробили невидимую трещину в моей груди, и оттуда хлынула волна чувств, к которым я была не готова.

Портрет нарисовал Винсент. Я узнала его манеру.

Винсент нарисовал ее.

Я бережно отложила портрет. Под ним лежала потемневшая серебряная цепочка с небольшим черным камнем-амулетом. Я взяла ожерелье, и амулет оказался рядом с кольцом на мизинце. У кольца был такой же черный камень.

Грудь отчаянно болела. Я положила ожерелье на портрет. Записная книжка так и лежала у меня на коленях. К ней я не притронулась.

– Как? – выдавила я, не в силах взглянуть на Райна.

– Мало-помалу, вот так. После Винсента в замке остались целые залежи бумаг. Он много чего написал, но смысла в его писанине я почти не уловил.

Райн говорил правду. Винсент обожал писать, но делал это так, чтобы никто ничего не понял. Он намеренно громоздил длинные фразы, которые понимал только сам.

– Я собрал все, что было написано им около двадцати четырех лет назад, – пояснил Райн. – И каждый день понемногу просматривал. Один. Об этом никто не знал.

Боги милосердные, сколько же времени он потратил, собственноручно просматривая сотни, а то и тысячи всех этих бумаг и бумажек.

У меня защипало глаза.