– Чем моя мать ему помогала? – спросила я.

– Увы, не знаю. После месяцев поисков это все, что я сумел найти.

Кажется, он был раздосадован скудностью сведений. Но я безмерно радовалась даже этим крупицам.

Я узнала ее имя. Увидела ее лицо.

В голове мелькали бесчисленные вопросы и бесчисленные варианты развития отношений между Винсентом и моей матерью.

Я вновь взяла пергамент с портретом и стала водить пальцем по выцветшим чернильным очертаниям.

Это нарисовал Винсент. Нарисовал ее.

«Зачем ты это сделал, Винсент? Ты любил ее? Похитил ее? То и другое?»

Но знакомый голос не отзывался. С какой стати я пыталась создать фальшивый образ Винсента: искреннего, открытого, когда всю жизнь он кормил меня жалкими крохами правды?

А может, он перестал отвечать, поскольку знал, что я не захочу слышать любые его объяснения.

Мне жгло глаза. В горле стоял ком. Большой палец водил по пергаменту вверх-вниз. Я остро чувствовала присутствие Райна. Он был совсем близко… и в то же время не настолько, как хотелось бы.

– Она похожа на тебя, – тихо сказал он.

Что-то в его словах меня задело. Может, то, с каким восхищением он это произнес, будто сделал мне величайший комплимент.

Я провела по каскаду темных волос, ниспадающих на материнское плечо, по прямому носу и пугающе знакомому задумчивому выражению губ.

– Жалею, что не мог порадовать тебя чем-то бóльшим, – сказал он. – А так… только имя. Только несколько листов пергамента.

– Почему? – выкрикнула я. – Почему ты это сделал?

Я знала. В глубине сердца я уже знала ответ.

Райн набрал полные легкие воздуха и медленно выдохнул.

– Потому что ты заслуживаешь гораздо больше, что этот мир тебе давал. Я знаю, поскольку был его частью. Я лишил тебя возможности самой получить ответы. Этого недостаточно. Знаю, что недостаточно. Но…

Он умолк, безнадежно пытаясь подыскать нужные слова. У меня их тоже не было. Грудь наполнилась странным, болезненным чувством благодарности. Да, Райн был прав. Он лишил меня возможности посмотреть Винсенту в глаза и потребовать ответы.