Отступление.
Я летел, неся в руках обмякшее тело Орайи, летел над полем битвы, где противник перемалывал наши силы. Из-за обилия крови я не мог понять, куда именно наносил удары Симон. Но его удары были сокрушительными.
Она не умерла.
Она никак не могла умереть.
Я ощущал биение ее сердца: медленное, слабое. Я отказывался допускать, что оно остановится. Такой вариант никуда не годился.
Она не умрет.
Я знал, что Симон тоже прыгнул с балкона. Не в погоню за нами, а чтобы примкнуть к битве. Я знал: едва он приземлится, сражение для всех нас кончится.
Отступление.
В гуще сражения я отыскал Вейла. Он расправлялся с ришанским солдатом, атаковавшим его с воздуха. Я окликнул его, не узнав собственного голоса. Вейл обернулся, взглянул на нас с Орайей и поморщился от ужаса.
Затем он посмотрел поверх моего плеча, и его глаза округлились.
Симон.
– Отступайте, – выдавил я. – Немедленно. Уведи всех, кого сможешь.
Я полетел дальше.
Мне требовалось место недалеко от Сивринажа. Безопасное, о котором никто не знает и где никто не станет искать Орайю. Место, где ей немедленно окажут помощь. После всего, через что мы с ней прошли, я не мог допустить, чтобы Орайя умерла у меня на руках.
Возвращаться в лагерь бесполезно. Там ей никто не поможет.
И в места, где к нам присоединились дополнительные войска, тоже.
Сам Сивринаж исключался. Симон и Септимус непременно перешерстят город, разыскивая ее.
Мысли путались. Я сам не знал, как и почему все-таки выбрал место. Выбор не был осознанным. Вспомнил имя и место из письма двадцатипятилетней давности. Не было ничего, кроме слепой надежды и нараставшего отчаяния.