– Лгунья! Коварная дочь реки и моря, соблазнительница, которая не говорит ни «да», ни «нет», со всеми задатками потаскухи… – кричит Эвпейт, и чего зал не знает, не видит, так это того, что он поставил воинов снаружи, готовых войти и подавить всякого, кто будет не согласен с его точкой зрения. Сегодня будет ночь расплаты, такая ночь, в которую добываются царские венцы. – Итакийская шалава! – с воодушевлением кричит он, воздевая руки, будто ждет, что боги будут рукоплескать его топорному театру. Я готовлю для него нападение глистов, припадок подагры, чуму такую, какую он и в кошмаре не видал…

И тут встает Электра.

Почему-то одного этого движения достаточно, чтобы Эвпейт отшатнулся, будто от Электры пошла ударная волна сильнее урагана. Эта маленькая женщина, эта девочка, одетая в пепел, делает один шаг вперед и словно отталкивает Эвпейта так, что он пятится на несколько шагов. Великолепная госпожа, ненавидимая дочь, будущая царица! Я приветствую тебя и все, чем ты станешь. Ее брат не двигается, но смотрит на сестру так, будто впервые ее увидел, словно с любопытством ждет, когда она заговорит, чтобы узнать, какой у нее голос.

– Мужи Итаки, – говорит она и произносит «мужи» так, как иногда произносила это слово ее мать, словно говоря «вы, которые называете себя мужчинами, посмотрите, как мало вам подходит это имя», – мужи Итаки, народ Одиссея, как стыдился бы вас сейчас ваш царь.

По залу разносится звук, который можно описать как громкое пристыженное шарканье ногами.

– Когда мой отец шел воевать, он отправил послов, дабы призвать на свою сторону западные острова. Не потому, что там много воинов или они богаты оружием и золотом, а потому, что никто не выстоит в бурю так, как мужи Итаки. Не для них арфы или сладкие удовольствия роскоши и винопития, но у них есть крепкое братство и честная хитрость. Как низко вы пали. Как вы разъелись и обрюзгли.

Пенелопа старше и немного выше Электры, но сейчас она выглядит как котенок, сжавшийся за спиной матери. Электра делает еще шаг в зал. Мужчины расступаются перед ней, как когда-то перед Клитемнестрой, а Орест сидит за ее спиной, положив ногу на ногу, молчаливый, как трон.

– Вас слишком долго терпели. Вы разжирели на еде своей царицы. Вы забыли, что такое честь. Вы как пьяные троянцы на пиру моего отца, которым кажется забавным украсть жену у другого, забраться в постель царицы при помощи соблазнения и похабства. И, как и троянцев, вся Греция восстанет и уничтожит вас за вашу непристойность. Это то, чему научил меня мой отец, царь всех греков. Это то, что знает мой брат.