– Очень, – кивает Пенелопа, а вода танцует вокруг ее пальцев.

– Очень сложно, да. Я бы хотела однажды быть царицей, но не такой, как моя мать. Она всем показывала, что она царица. Ей нравилось, когда ей кланялись, ей нравилось смотреть, как ломаются великие мужи. О, она могла уничтожить мужчину, если хотела! Мстя за все годы, за тысячи мелких унижений, она спускала с цепи свой гнев, и это было… наверное, можно сказать, что это было великолепно. Она так осмелела, что даже не прятала Эгиста. Они с ним… Иногда он щипал меня за щеку. Обещал, что будет меня любить. Не знаю, что он имел в виду. Не знаю. Я не буду такой царицей. Если уничтожу человека, он не будет знать, что это мое имя надо проклинать всю дорогу до Аида.

Пенелопа поджимает губы, но ничего не отвечает. И я, и она сомневаемся, что Электра воплотит свое стремление, хотя, может быть, пройдет время, и я смогу смириться с ее надеждами, с тем, что последние царицы Греции способны быть царицами только втайне, что их пламя будет ярким, сияющим – и скрытым в опущенных глазах. Это больно, очень больно, так больно – я и не знала, что в моем сердце еще осталась кровь, которой оно может истекать. Мои царицы, мои дочери, моя душа, будьте со мною, восклицаю я, будьте со мною, будьте моим светом, моей местью, моей молитвой, мои царицы!

Они не слышат меня. Я давно научилась не говорить громче шепота.

– Я восхищаюсь тобой, сестра, честное слово, – задумчиво произносит Электра. – Ты играешь в очень сложную игру. То, как ты обходишься с женихами, я запомню навсегда, особенно историю с ткацким станком. Я многому научилась, наблюдая за тобой. Но довольно. У нас нет времени. С этого мига твоя безопасность зависит не от твоей хитрости, а от моей милости. Только добрая воля моего брата удержит твое маленькое царство от хаоса, а твоего сына – от жестокой гибели от рук этих голодных мужланов. Если мы отберем ее – если мы всем расскажем, что Итака более не находится под защитой Микен, – ты не продержишься и месяца. Если вас не перебьют женихи, то перебьет Менелай. Я надеюсь, это стало тебе сегодня понятно.

– Совершенно понятно, сестра, – отвечает без горечи Пенелопа. – И спасибо тебе за откровенность.

– Не правда ли, приятно хоть иногда поговорить прямо? Ведь так и должны говорить царицы, – произносит задумчиво Электра. – Может быть, так мой отец говорил с твоим мужем?

О да, Агамемнон думал, что именно так разговаривает с Одиссеем. Он, может быть, даже думал, что Одиссей честно отвечает ему. Это был один из многих-многих недостатков Агамемнона.