— Я провожу тебя. И уйду домой, честно.

Теперь он гулял один, вспоминая прошлое, отца, Академию. Пил прямо из горла, губы жгло, но это было даже приятно: он хоть что-то начал чувствовать.

Не чувствовать было лучше. Но нельзя бесконечно прятаться от боли.

Он подошел к фонтану, намочил в нем голову. И увидел в кустах горящие глаза Сары. Приблизился и опустился перед ней на корточки.

— Тоже скучаешь по ним, да? Я знаю, скучаешь.

Лиса ткнулась ему в ладонь мокрым носом.

Он поднялся, снова отхлебнул. И ноги сами понесли его к склепу. Оказавшись возле него, он осторожно потянул дверь. Часто ли кто-то входит сюда? Сам он в последний раз был внутри еще в детстве. Но никакой затхлости в склепе не ощущалось, пахло травами и ладаном. Значит, Анонимус убирает здесь, проветривает и зажигает лампадки. А может, и Василь.

Аверин нашел на полке спички и зажег одну из лампад. Мерцающий огонек осветил каменные своды.

Как вышло, что он всю жизнь прожил один? Почему ему никогда никто не был нужен? Или он боялся привязаться к кому-то?

Он подошел к двум урнам, стоящим в нишах. В одной из них — прах матери. А вторая? Она пуста? Или прах матери разделили пополам?

Он коснулся рукой стены. И снова его пронзил холод. Или это боль одиночества? Страшная, разрушающая все пустота?

Он прислонился лбом к ледяной стене.

— Кузя, — проговорил он, — не знаю, слышишь ли ты меня. Но если вдруг слышишь, спасибо тебе. За все.

Он вышел на улицу, закрыл дверь и сел на траву, прижавшись спиной к ледяной стене. И начал вспоминать самый счастливый, свой последний год.

Так его и застал Анонимус. Уже стемнело.

— Пора возвращаться, хозяин, — див протянул одеяло, — уже холодает.

— Я… согрелся… — улыбнулся Аверин. Витать в воспоминаниях было так хорошо.

— Это обманчивое тепло. — Анонимус все же накинул одеяло ему на плечи.

— Спасибо… Скажи, ты тоже думаешь, что у меня просто ломка колдуна?

— Я не могу знать про человека, — задумчиво сказал див. — У меня было много хозяев, но когда умер Аркадий Филиппович…