Несмотря на уверенный тон и безупречную игру, натренированную годами игр в дочки-матери с сестрами (чаще всего ему приходилось изображать преступника, пытающегося выкрасть у младшей, Берти, младенца), поджилки у Франца затряслись. Но вовсе не потому, что он боялся быть разоблаченным, а потому, что сам до конца в происходящее не верил.

Убить вампира. Нет, он правда собирался это сделать?

Собирался. Но вот только как именно и сработает ли это, даже не представлял.

Кажется, эта идея пришла к нему во время просмотра одного из фильмов, где обращенные Дракулой вампиры, зовущиеся уничижительным словом «отпрыски», погибли следом за хозяином, когда в него самого воткнули кол. Франц тогда даже кружку с растворимым кофе опрокинул себе на джинсы, настолько резко подался к экрану с криком «Вот оно!». Может быть, поэтому он не умирает? Потому что жива Кармилла? Изменится ли что‐то, если сгинет та, кто заразил его бессмертием? Даже если нет, то заявиться к ней на сей раз во всеоружии кажется логичным, ведь без оружия Франц уже пытался – и услышал только:

«Не припоминаю такого. Ты меня с кем‐то спутал, милый мальчик».

Что ж, запамятовала. С древними вампиршами, повидавшими за тысячу лет сотни тысяч лиц, это наверняка бывает. Но если он попробует всадить кол ей в сердце, это должно освежить ее память, верно?

Не дожидаясь возвращения домой – Лора как раз задерживалась, отправившись на какое‐то «чаепитие» в бакалею, – Франц вырезал из мебельных ножек пять таких кольев прямо в машине. Древесная стружка летела на резиновый коврик, пока он, ловко орудуя коротким охотничьим ножиком, стачивал с шершавых брусочков слой за слоем. Вопреки легендам, будто осиновое дерево такое же проклятое, как вампиры, оно оставляло в пальцах Франца заноз не больше, чем любое другое, и даже не обжигало. Когда‐то он пробовал повеситься именно на осине, следуя по стопам Иуды Искариота, чье самоубийство осину и прокляло, но нет – древо как древо. Прочное, однако, и при этом гибкое, а потому идеально подходит для кольев. Наточил его Франц быстро и практически идеально, до ровных краев и тонкого, как игла, наконечника.

С мечтательной улыбкой подумав, что таким и себя приятно было бы убить, Франц спрятал три готовых кола в бардачок, а два – себе под куртку.

Они грели небьющееся сердце, слегка постукивая друг о друга во внутреннем кармашке, когда Франц широким торопливым шагом вошел в бар «Жажда» на закате четвертого дня бесплодных поисков, которые и привели его туда, куда он поклялся больше никогда не приходить. Не себе, правда, а тем, кто, как всегда, встретил его там, развалившись на высоких барных стульях возле мигающего, но абсолютно пустого танцпола. Весь бар казался заброшенным, как и многие заведения, после событий прошлого воскресенья. Сцена, где стояли музыкальные инструменты и барабаны Лоры, на которых Франц постарался не задерживать взгляд, залитая белоснежным светом софитов, выглядела одинокой. Лишь самайнтауновские вампиры вечно кутили здесь без оглядки на все и всех – и это была одна из причин, почему Франц старался с ними не пересекаться. Но, увы, далеко не первая в списке.