И она указала кивком на парализованные ноги Лоры и куда‐то еще, вдаль, будто бы на нож, который мог эти ноги заставить ходить, но который она выкинула куда‐то и сама не помнила куда. От этого Лора сглотнула, заерзала лопатками по спинке кресла, царапая и его, и себя проволокой с ошметками мерцающей ткани, что осталась от ее крыльев. Все ее платье, как верно подчеркнула медиум, выглядело убого: в разводах глины, рваное и мятое, да и сама Лора ничуть не лучше – побитая, всклоченная и с потекшим макияжем. Франц от нее в этом, впрочем, не отставал. Он все переминался с ноги на ногу у книжного стеллажа, тыкая пальцем в разные черепки, книги и карточки, которые его уже пять раз просили не трогать и которые он же пять раз чуть не уронил. Обрывки его черного плаща сейчас выглядели как фартук, надетый набекрень, а рубашка стала грязно-желтой от Немой реки. Волосы смешно торчали и теперь напоминали скорее брокколи, нежели медузу.

Лора нервно ухмыльнулась, подумав об этом. Она обязательно запомнит эту шутку и, может быть, даже расскажет ему.

Когда‐нибудь очень и очень нескоро. Ведь…

– Ваша работа для Ламмаса окончена, выходит?

– Почти. Осталось еще кое в чем ему подсобить, пусть оно и на провал заведомо обречено. Но коль платит…

– Я тоже могу заплатить.

– Ох, не начинайте опять.

– Если призовешь Розу Белл, – упрямо продолжила Лора, растягивая гласные в словах, словно давала самой себе время передумать. – Я буду служить медиумом в Лавандовом Доме столько, сколько скажешь, хоть до конца своей жизни.

Франц на этот раз точно что‐то уронил. Видимо, хрустальный шар, поскольку это «что‐то», громыхая, покатилось к коляске Лоры. Франц, однако, за ним погнаться не удосужился. Лора видела в отражении мутного, затертого временем зеркала на комоде, как он обернулся и уставился ей в затылок. Его глаза, горящие красным, светились в полумраке приглушенных люстр, как раскаленный металл, и Лора опять заерзала, будто этот металл приложили к ее коже под темечком.

Зато медиум, похоже, осталась довольна. Поправила воротник длинного балахона – ни пятнышка на безупречно белой ткани, – и потеребила пальцами платиновую сережку в ухе. Точнее, притворялась, что теребит, а на самом деле оттопырила ухо в сторону, чтобы странная тень, все это время вьющаяся за ее спиной, незаметно приблизилась и прошептала ей что‐то. Это натолкнуло Лору на мысль: а точно ли сама медиум заправляет Лавандовым Домом? Или Ламмас абсолютно все желания исполняет набекрень?

– С чего ты решила, что вообще можешь стать медиумом? – спросила хозяйка Дома. Ее взгляд прежде метался между черной кляксой за диваном и граммофоном в углу, плюющимся обрывками джаза, но теперь остановился на Лоре, выдавая интерес.