Достала небольшой фонарь, не более двух сложенных кулаков в объеме. В жестяном, звякающем брюшке плескалось масло, а стеклянный колпак, предохраняющий пламя от ветра, был дешевым и сальным. По-прежнему едва заметно шевеля скулами, женщина выдвинула фитиль, чересчур далеко. Если так зажечь, стекло закоптится, но ее, похоже, это не волновало. В механическое огниво был вделан осколочек кремня, стесанный едва ли не до конца. Она с десяток раз щелкала его большим пальцем прежде, чем фитиль загорелся. Надев стеклянный колпак обратно, она постояла, глядя на пламя.

Скулы женщины перестали подрагивать.

Чтобы перекинуть фонарь через ограду, не пришлось прилагать вообще никаких усилий – как выпустить птицу, а не метнуть снаряд.

Фонарь описал неспешную дугу, завис над стеной, но все-таки решил плюхнуться вниз по ту сторону ограды. Приземлился он неудачно – стеклянный колпак разлетелся осколками, а жестяная емкость, лопаясь по швам, покатилась и дала течь. Щебень дорожки запачкало разлившееся масло. Фитиль лег на землю, и небольшой язык пламени превратился в средненький костерок. Ввысь взметнулось и развеялось облачко дыма.

С уличной стороны стены женщина опять надела на плечо котомку и пошла, спокойно и равнодушно, будто ничего необычного не сотворила. Не привлекая внимания, она добралась до угла и устроилась в тени изваяния ханчийского бога, стоящего невдалеке от ворот. Оглянулась назад, почесывая щеку, – как будто забеспокоилась о последствиях своего хулиганства.

В конюшнях Братства Дарис стоял беспорядок. Ветер взметал в воздух песчинки, травинки сена и кусочки сухого навоза, вынуждая конюхов и возниц щурить глаза. Возле стены масляная лужа подтекла под яркую зелень плюща, и огонь следовал за ней. Молодой плющ, сочный, восколистный, сопротивлялся огню. Старые листья и стебли под ними, многолетнее подтверждение того, что никто не утруждался чистить ограду, были посуше, более колючими и готовыми вспыхнуть. Найдись рядом свидетели, они оценили бы красоту – как теплый оранжевый свет просиял сквозь зеленый настил, но день выдался неудачным, и никто этого не увидел.

Пламя скрытно росло и распространялось, пока жара не оказалось достаточно, чтобы зелень пожухла и распустилась прядь темного чада. Первыми опасность почуяли кони, но мальчик, прислуживавший в стойле, не понял, что их так возбудило. Огонь добрался до большого каретного сарая, чьи боковины были выложены из старого, прочного дерева. Обуглиться стенки могли, но, чтобы зажечь их, потребовалось бы большее, чем сырой трут из плюща.