– Тогда я сейчас пойду в «Четыре стрелы» и скажу, что слышал из поместья Наставницы Зохры ужасные крики. Кто-нибудь обязательно пойдет проверить, найдет Наставницу Зохру и приведет помощь. Хорошие люди присмотрят за ней, я сам буду приходить каждый день и если найду тебя здесь, напишу в Девичью башню о том, что тут творится. Вряд ли они будут говорить с тобой или с Ренжином. Они спросят Наставницу. Как ты думаешь, промолчит она о таком или нет?

Энасия бросила быстрый взгляд на Зохру. Зохра взглянула на нее в ответ, но промолчала.

– Да она себя не помнит!

– Хочешь на это жизнь поставить? – спросил Эмре. – Одно воспоминание о том, как ты ее мучила, и Девы тебя не простят.

Она облизнула губы. Страх в ее глазах сменился ужасом, она оглядела комнату, испачканный ковер, Наставницу Зохру в постели и, развернувшись, молча выбежала из комнаты.

Эмре сел у изголовья, поправил одеяло.

– Все будет хорошо.

Зохра не ответила. Лицо у нее было сосредоточенное, как у ребенка, пытающегося сказать первые слова.

– Я помню, кто я такая, – сказала она наконец.

– Я и не сомневался.

Эмре хотел было уйти, но с кровати послышалось вдруг:

– Вешди.

Он обернулся.

– Что?

– Вешди, – гордо повторила она. – Он старший из живущих сыновей Кулашана.

– Господин Вешди, Верховный казначей? – Она счастливо кивнула. – Вы уверены?

– Ну конечно!

– Да благословят вас боги, бабушка. – Эмре наклонился и поцеловал ее в лоб. – Вы мудрейшая из мудрых, гордость Шарахая.

Он хотел просто сказать ей приятное, утешить, и она даже улыбнулась, но улыбка эта была мимолетной – мгновение, и глаза Наставницы остекленели, бессмысленно глядя в потолок, губы задрожали.

Эмре бросил на нее прощальный взгляд, надеясь, что память унесла ее в какое-нибудь приятное место, и, собрав грязные тряпки, вышел из комнаты.