– Я не понимаю, – произнесла Риаша. – Разве не за этим ты пришел к нам? Чтобы получить подкрепление?
– Да. Я…
Вознесенные над нами! Вот теперь я понял, как трудно было Тисаане, когда мы разговаривали о чем-то важном и ей приходилось преодолевать гигантский языковой барьер.
– Мы можем остановить их. Остановить Зороковых… до конца.
Филиас – и я его не винил – произнес:
– Я не понимаю, что это значит.
В разговор вмешался Брайан:
– Нам выпала возможность сделать большой шаг против треллианских лордов. – Он развел руки, словно демонстрируя масштаб. – Большой шаг – большая победа. Зороковы – сильный дом, а после падения Миковых осталось много маленьких. Если покончим с ними сейчас, сможем покончить с Треллианской империей.
Брат говорил по-теренски не намного лучше, чем я, но, судя по потрясенным лицам, ему удалость донести суть. Из троих повстанцев Серел побледнел больше всех. Он повернулся к Филиасу, тихо и быстро заговорил по-теренски, затем снова повернулся к нам:
– Как мы сможем победить Зороковых в открытом столкновении? Я едва пережил Малакан. Я видел, на что они способны, особенно с помощью фейри. Ничто не помешает мне вытащить оттуда Тисаану, но пойти против Зороковых войной? Я не знаю, останется ли хоть кто-то из нас в живых.
От жалости к Серелу у меня сжалось сердце. Я услышал то, чего он не произнес. Он не мог забыть Малакан и ожидание смерти там. Никому не пожелаю попасть в осаду. Она меняет людей, и ее последствия не проходят быстро.
Я не стал говорить Серелу, что он не прав, – это было не так. Я не стал давить на него, потому что нельзя никого гнать на поле боя насильно.
Я сказал ему только правду:
– Хочу обещать тебе. Хочу обещать победить. Не могу. Но у нас есть… – я дотронулся до мешочка на бедре и попытался подобрать на теренском слово, способное описать это, – сила.
С обеспокоенным видом Серел опустился обратно на место. Филиас поднялся и встал позади него, положил руки на плечи; большой палец Филиаса едва заметно поглаживал кожу Серела.
– Я не стану просить у тебя обещаний, – сказал он мне, – но ты действительно думаешь, что мы сможем победить?
Крайне сложный вопрос. Чтобы ответить, пришлось переступить через пессимизм, который я любовно взращивал пару десятилетий.
– Да, – наконец ответил я, – я думаю.
Пусть и кажусь идиотом.