Я принялась растаскивать завалившие его обломки. Кадуан лежал неподвижно, лиловая кровь приклеила ему рубашку к груди. И лицо залила, склеила медные волосы.

– Кадуан. – Я пощупала сердце и облегченно вздохнула, ощутив слабые, но ровные толчки. – Вставай, надо уходить.

Меня сжимал холодный страх.

«Он очнется, – твердила я себе. – Откроет глаза. Непременно. Слишком жестокие слова я ему сказала».

Он очнется.

Но он не шевелился.

– Кадуан, пожалуйста!

«Пожалуйста». Боги, это слово. В нем не осталось ни капли волшебства.

Вопли над нами делались громче и отчаяннее. Итара была всего лишь торговым городком – здесь не нашлось воинов, чтобы отбить атаку. Нам не дали времени.

Я нагнулась над Кадуаном. Одна его рука, освобожденная от обломков, свесилась через балку. Я, схватив ее и закатав рукав, помедлила.

Я знала, что Кадуан умеет говорить с магией, хоть и не ведала, в чем состоит его дар. Но положение было отчаянным.

«Матира, только бы у меня получилось!» – подумала я, глубоко вонзая зуб в сгиб его запястья.

Я не ждала такого удара. С одного глотка в животе стала набухать магия. Магия Ишки была мощной, но незнакомой, чуждой – будто пытаешься заговорить на новом языке, а рот не умеет выговаривать его звуков. А эта? Эта походила на песню, которую помнишь, сам о том не зная. На диво знакомая. На диво верная.

Я моргнула, а когда открыла глаза… что-то переменилось. Я будто увидела краски мира, который прежде казался черно-белым. Только этими красками была жизнь. Биение жизни в почве, в листве над нами, в занозистом дереве половиц… и в Кадуане: слабое, гаснущее, как трепет нежной бабочки в середине груди.

Я склонилась над ним, взвывая к этой светящейся ниточке. Что-то во мне теперь умело с ней говорить.

– Вставай, – шептала я. – Вернись.

Сила разом охватила меня, как охватывает порыв ветра. Она опьяняла, была слаще и крепче любого вина. Каждая частица меня звала Кадуана, проникая глубже тепла его кожи – глубже и проще телесного вожделения.

Я ощущала себя совсем голой.

Кадуан открыл глаза.

Я не сумела отвести взгляда. Мы всматривались друг в друга, и связь между нами горела, как преломленный цветным стеклом свет.