– Несправедливо, – тихо сказала я.

– Что?

– Что человеческий мир такой красивый.

Он был красив до боли. Мы стояли среди моря высоких золотых трав, доходивших мне до пояса и протянувшихся во все стороны к горизонту. Закатное солнце зажгло их огнем. Небо было ярко-красным, словно облака подкрасили человеческой кровью, и жаркое солнце катилось по небу, разбрызгивая краску. И все это вздрагивало под порывами ветерка, как будто трава дышала.

Не знаю, отчего я расплакалась. Но стоило слезам брызнуть, их было не унять. Я шла, держа руку над травой, так что золотые кончики щекотали, ласкали ладонь и пальцы.

Мне захотелось показать это Кадуану. Я помнила, как он смотрел на Нираю – как блестели удивлением его глаза на почти неподвижном лице. Я и не знала, как дорого мне было его лицо, пока не ощутила боль потери. Мне хотелось еще насладиться им.

Мы заночевали прямо там, в поле. Поохотились и разбили лагерь. К сумеркам на равнину легла серебристая тень, траурный перевертыш недавней яркости. Красота не стала меньше, но в жутковатой тишине мне представилось, что так должно выглядеть посмертие.

– Вишраи верят в жизнь после смерти? – спросила я Ишку за едой.

– Жизнь – это слабо сказано, – тихо ответил он. – Наши умершие поднимаются в небо. Они посылают нам ветра и солнце. И смотрят на нас. – Он бросил на меня взгляд, золотистый даже под луной. – А сидни?

– Мы верим в безграничное пространство, где воссоединяемся со всеми, кого потеряли. Но прежде чем попасть туда, след, оставленный тобой в мире, подвергается суду. Для сидни нет ничего важнее веса наших историй.

Я покосилась на свое предплечье – то, что было покрыто линиями татуировки, и на другое, где чернели крестики. Меня накрыла волна страха.

Очень может быть, завтра я умру. Если так, склонят ли весы эти чернильные следы? Каков будет приговор суда?

– Эф, – тихо сказал Ишка.

Я встретила его взгляд. Никогда не видела в нем столько муки. И на лице лежала странная тень.

– Ты заслужила себе место в будущей жизни, – пробормотал он. – У сидни и у вишраи. Любой бог, которому стоит поклоняться, признает его за тобой. А если тебе откажут в посмертии, мне его тоже не надо.

У меня комок встал в горле.

– Если завтра мы умрем… для меня было честью сражаться с тобой рядом, Ишка.

Он долго молчал. Потом произнес:

– И для меня, Эф, тиирна Дома Обсидиана, это была честь.

После этого разговор наш затух, как угли в костре. Я легла, но не уснула. Я смотрела на звезды и думала о живущих среди них павших вишраи. Там был и Ашраи. Еще я думала о камне под ногами и о Сиобан. И думала о Доме Камня, с отчаянием понимая, что не ведаю, куда ушел Кадуан.