Я повернул шею, разглядывая Тисаану сверху вниз. Она подмигнула мне в ответ зеленым полуоткрытым глазом. Волосы рассыпались по ее лицу, опухшие от поцелуев губы приподнялись в озорной улыбке. Вознесенные, ох уж эта улыбка. Возможно, я с самого начала знал, что она станет моей погибелью.

Я поднял брови, как бы говоря: «Правда? Опять?»

– Ты устал? – Она подняла голову, и пряди черных и серебряных волос защекотали мне лицо. – Может, тогда лучше поспим?

Я погладил ее по боку, наслаждаясь теплом ее кожи, следуя изгибу, где талия переходила в бедро.

Действительно затруднительное положение.

Я притянул ее лицо к себе, смирившись с жертвой, которую мне предстояло принести во имя благой цели.

– Если ты сможешь, то и я смогу.

В конце концов, мне все же пришлось оторваться от нее. Солнце еще не взошло, когда я, вопреки кричащим инстинктам, выбрался из объятий Тисааны, накинул одежду и поцеловал ее на прощание. А затем еще и еще. Мы согласились, что лучше избежать неловких вопросов, которые могут возникнуть, если я уйду после восхода солнца.

Предрассветная темнота встретила меня стеной прохладного воздуха, который, с одной стороны, освежал, а с другой – заставлял грустить об уютном мирке палатки.

Там я смог забыть об окружающем мире и пять блаженных часов не думать ни о чем, кроме Тисааны.

Здесь же меня окружали бывшие рабы, лишившиеся дома. К тому же мы собирались помериться силами с самой могущественной семьей в Трелле.

Эти мысли отрезвили меня лучше ушата ледяной воды. Да уж, теперь я все вспомнил. Вот ведь ужас.

Я тихо пробрался по тропинке к своему тенту, поглядывая по дороге на другие затемненные палатки и спящих у костров, по левую руку от меня. Палатка Тисааны стояла на окраине лагеря, рядом с моей, так что идти пришлось недалеко. Тем не менее я осторожно, чтобы никого не разбудить, откинул полог…

– От тебя несет развратом.

Я подпрыгнул от неожиданность и едва сдержал рвущееся с языка ругательство. Обернувшись, увидел Саммерина: он сидел со скрещенными ногами рядом с тропинкой перед своим тентом. В темной одежде и благодаря привычной для него спокойной неподвижности он практически растворился в сумеречном свете.

– Проклятье, Саммерин, не делай так больше.

Я подошел ближе, внимательно изучая его лицо, но стараясь этого не показывать.

– Неужели у тебя нет других занятий, более полезных? Например, поспать. Думаю, это лучшее времяпровождение из всех, что приходят в голову.

Даже в темноте было легко заметить, что под глазами Саммерина залегли тени, его обычное спокойное, ровное настроение отягощала усталость. Вчерашний день стал для него испытанием, долгим и тяжелым. Ему пришлось лечить множество людей, и, конечно, усмирение Решайе потребовало огромных затрат энергии. Когда я видел его в последний раз, он был настолько измотан, что практически тащил себя обратно в палатку.