Но великаны молчали, а маленькие люди – последние, отставшие – бежали к нужным дверям. Асин надула щеки: ей предстояло, видимо, заглядывать в каждую и, извиняясь, спрашивать, а не ждут ли ее там. Она собрала в горсть оставшуюся смелость и, сжав покрепче сумку, уверенно пошла вперед. Вскоре она увидела, как коридор расширяется, образуя карман, в котором стояли люди. Взрослые, высокие, а главное – крылатые.

Они стояли спиной к Асин и, обсуждая что-то наперебой, хохотали. Широкие плечи, тяжелые ранцы, а у одного – с тонкими руками, похожими на опасных пауков, – длинные волосы, совсем как у самой Асин – только если она была утренним солнцем, желтым, точно цыпленок, он был солнцем закатным. Он вскинул ладонь, завел за ухо прядь – и Асин заметила зеленую серьгу, качнувшуюся и поймавшую своим гладким боком яркий луч. Движения этого долговязого юноши завораживали: как он покачивался время от времени, как выводил руками фигуры в воздухе, как поправлял ранец – будто тот был продолжением его тела. Асин попыталась угадать, который из голосов принадлежит ему, и почти безошибочно определила: насмешливый, текущий быстрой рекой и не прерывавшийся, чтобы разбавить речь неловким, но таким прилипчивым «эм».

Собравшись с силами, Асин уже настроилась вбежать в их толпу, низко опустив голову, чтобы никто не заметил ее полыхающих щек. Но вдруг ее окликнули:

– Эй! Дурочка! – Это был тот самый грязный мальчишка. Он выглянул из-за двери и захохотал, а затем поманил рукой. – Тут тебя уже ищут. – И, чтобы она не сомневалась, она ли нужна, добавил: – Асин, – и его голос прозвучал дружелюбно.

Асин развернулась на пятках и зашагала к двери, почему-то зная: долговязые юноши смотрят ей в спину. Смотрят и молчат. Крылатые – такой, возможно, когда-нибудь станет и она, – недостижимо взрослые. И даже тот, с руками-пауками, наверняка глядит на нее и улыбается. Знакомый, будто пришедший из далекого сна, в котором Асин помнила его лицо, а сейчас, как ни пыталась, не могла собрать его из осколков.

Но она не обернулась, нырнув в свою новую жизнь и оставив юношу-воспоминание, юношу-осколок там, где ему и полагалось быть – во снах.

20.09.2022