– Пусть только эта тварь попробует задрать моего Грифа!

Мораг спрыгнула на землю, не удосужившись позаботиться обо мне. Я сползла кое-как, цепляясь за седло. Коняга у нашего высочества был под стать ей – рослый, поджарый, с жутковато сверкающими во тьме белками глаз. Принцесса забросила поводья на луку и похлопала жеребца по шее:

– Гриф, хороший зверь. Жди меня. Здесь жди.

Конь фыркнул и требовательно ткнулся носом ей в грудь. Мораг с коротким смешком вытащила из-за пазухи яблоко.

Под сочный хруст мы резво двинулись в лесную глушь. Если тут и было какое зверье, оно еще днем разбежалось от облавы. Поэтому чем больше от нас треску, тем лучше – Эрайн скорее заметит. Если он не дрыхнет где-нибудь под кустом, обожравшись конины. Но в худшем случае мы просто вернемся в город ни с чем.

Глаза привыкли к темноте, к тому же лес тут был чистый, без бурелома и оврагов. Мораг не отставала; судя по всему, ночью она видела ничуть не хуже, а то и лучше меня. Через сотню-полторы шагов мы набрели на пологий взгорок. На макушке его сосны расступились, открывая небольшую поляну.

– Тут. – Я топнула ногой.

– Что – тут?

– Собирай дрова. Разводи костер. Я позову мантикора.

– Костер? Зачем?

– Так надо. Просто делай, что я прошу, а?

Она тут же взъярилась:

– Не много ли ты воли берешь, малявка?

О, пропасть. Я не стала с ней спорить, а просто прошлась по траве, собирая сухие ветки и стаскивая их в кучку. Мораг посверкала на меня глазами и занялась тем же.

Вскоре на полянке затрещал костерок. Принцесса приволокла длиннющий ствол и разломала его на несколько частей голыми руками. Впрочем, ногами она себе тоже помогала. Обутыми, само собой. Но все равно – меня впечатлило. Такое дерево и топором не сразу перерубишь.

Пока она трещала сучьями, я отошла на край поляны. Повернулась спиной к огню, лицом к темноте.

Ночь шевелилась в кронах, встряхивалась сонной птицей, потирала друг о друга скрипучие ветви. Роняла мне на плечи колкие невесомые иглы. Горький запах смолы хранил ночные ароматы, но где-то на краю, на послевкусии выдоха, отзывалась сердечной тоской осенняя падаль. Я вдруг остро ощутила, что лето умерло – может, сегодня, может, вчера, – а мы в суете не заметили его тихой смерти.

Эрайн.

Ты слышишь меня?

Выйди ко мне. Пожалуйста. Эрайн.