– Нет толку? Ты что, шутишь?

– Любовь отравляет разум вполне здравомыслящих людей. Она – самый страшный наркотик.

– Ты же любишь свою семью, – напомнил я.

Она отмахнулась:

– Это совсем другое дело. А романтическая любовь – сплошная ложь. Поверь. Я ею торгую каждую ночь.

Она нарочно притворялась бесчувственной.

– Ты продаешь не любовь, а похоть.

– И всё же клиенты это любят.

Я глядел на нее раскрыв рот, а она лишь улыбалась все шире. И хотя она умышленно раззадоривала меня, я не мог оставить все как есть, не мог допустить, чтобы Лакс Ревелль действительно обрекла себя на жизнь, лишенную любви.

Набравшись храбрости, которую мог дать только Эффиженов коктейль, я подсел к Лакс и наклонился так близко, что ощутил ее мятное дыхание. Кабинка качнулась.

– Значит, ты хочешь сказать, что прямо сейчас, когда едешь на чертовом колесе наедине с симпатичным парнем, ты ничего не чувствуешь?

У нее на миг перехватило дыхание. Тихо, почти неуловимо.

– Абсолютно ничего.

Она не отстранилась. Осмелев, я обхватил двумя пальцами ее тонкое запястье и нащупал лихорадочно бьющийся пульс.

– Врунья.

Колесо медленно вращалось, поднимая нас к самой вершине. Внизу раскинулся сияющий огнями остров Шарман, справа от нас спрятался в ночной дымке темный океан.

– Даже если бы я что-нибудь чувствовала… – Лакс склонилась ближе, и на последнем слове ее внезапно севший голос дрогнул. Меня пробила дрожь восторга. – Дьюи этого не одобрил бы.

Я скрипнул зубами:

– Он тебе не хозяин.

– Знаю. Просто не думаю, что он захочет делить меня с кем-то.