На кухнях стоят печи. А у печей должны быть дымоходы. Так что кухни наверняка располагаются где-то у наружной стены. Брезентовой.

Я встал на четвереньки и пополз сквозь тьму.

– Триста! – закричал я.

Издалека доносились вопли – не предсмертные, но полные паники. Ревелли до сих пор были в ловушке.

Опять тупик. Я свернул в другой проход. Потом в третий.

Коридоры петляли, а я плохо в них ориентировался. Если бы я владел магией Лакс, то нашел бы светонить Тристы. Будь я эдвардианцем, прочитал бы ее мысли. А если бы, черт возьми, путешествовал во времени, то вернулся бы прямиком к рассвету, когда мы сидели на берегу, целые и невредимые. Все вместе.

Но я не владел магией.

– Триста!

Опять без ответа.

Наконец руки нащупали жесткую ткань наружного полога. Он трепетал, но не поддавался.

Кухня где-то недалеко.

Минуты тянулись как часы. Крики стали тише. Хороший знак. А может, и плохой.

Прямо сейчас я рискую погибнуть, разыскивая подругу, которой, возможно, тут вообще нет. Запутавшись в перипетиях древней вражды, затянувшей в сети моих родителей. И сестру. Но сейчас моим самым родным человеком была Триста, и рядом с той проклятой запиской лежали ее часы. Неужели втянули и ее?

– Триста! – Медленно развернувшись на четвереньках, я пополз по очередному узкому коридору, уводящему прочь от брезентового полога…

Здесь тоже бушевало пламя. Жаркие языки лизнули мне лицо, я едва успел отпрянуть.

– Помогите!

Я замер. Голос женский. Но не Тристы.

– Ты где?

Вокруг стало просторнее – кажется, небольшой вестибюль.

– Здесь!