– Они… Они сюда идут? Действительно идут?

– Да. Говори, Мел. Время дорого. Те люди – они ждут тебя? Они сейчас в ангаре?

Глаза паритера бегали – он решал, прикидывал – но у Ульма не было больше ни терпения, ни времени ждать, что он нарешает. С силой – возможно, даже слишком сильно – он резко встряхнул Мела, вцепившись ему в плащ.

– Говори же, ну, живо! Говори, как попасть в ангар. Говори, и я дам тебе уйти прямо сейчас, и мы обо всём забудем!

Он ожидал, что Мел даст отпор, но тот, кажется, так перепугался, что повис у него в руках мешком.

– Ладно, ладно, – бормотал он – теперь его побелевшее лицо пошло алыми пятнами, и в свете тусклого валового фонаря он походил на утопленника. – Нужно сказать «ивнянка», сказать… И постучать вот так, два раза, и они откроют… Послушай, послушай, я… Я ведь случайно во всё это впутался… Ну, пусти… Теперь отпустишь меня? Ради неё, ради Лу…

– Беги. – Унельм замкнул пальцы и слегка подтолкнул Мела. – Быстрее. Они могут проявиться здесь с минуты на минуту… Я никому не скажу про тебя, но больше не суйся ни во что подобное, или даже я, – он не смог отказать себе в удовольствии произнести это «даже я» так подчёркнуто-внушительно, будто он, Унельм Гарт, и вправду был уже сыщиком господина Олке, даже среди охранителей имевшего особый вес, – не смогу тебе помочь. Ну! Скорее!

И Мел, этот высокомерный маменькин сынок в красивом камзоле, припустил от него во весь дух, громко топая по горбатой улочке Парящего порта. Случайный прохожий – может, бродяга или припозднившийся грузчик – поглядел на него изумлённо.

Есть! Унельм поверить не мог в то, что ему так повезло – и что весь его нехитрый блеф сработал, сработал уже дважды!

Теперь контрабандисты, неуловимые, коварные, были в руках у него – только что приехавшего из Ильмора рекрута с плачевным усвоением, которому никто не взялся бы предсказывать блестящую судьбу.

– Ну-ну, – пробормотал он, должно улыбаясь, и потянулся к карману, где лежал, дожидаясь своего часа, карандашик из хаарьей желчи. – Посмотрим… – но до карандашика добраться он не успел. Что-то тяжёлое и большое, вроде мешка муки, обрушилось ему на голову – а сразу вслед за тем в глазах потемнело.

Унельм не мог знать наверняка, сколько времени прошло с того момента, как его огрели по голове – зато сразу же понял, что очутился таки в злополучном ангаре, и никакая «ивнянка» для того не потребовалась.

Он сидел на стуле, руки – надёжно, но не слишком туго – были связаны за спиной. Ухо было мокрым и липким.

Перед ним стояли и спорили между собой трое – женщина с родинкой на щеке, оказавшаяся невысокой и нескладной, как долгоножка, бородач, похожий на бродягу, и ещё один – плотный, коренастый мужчина с усами щёточкой. Спорили в основном этот последний и женщина; бородач больше отмалчивался, многозначительно хмурясь с довольно глупым видом.