Вскрыть замок оказалось делом пустяковым – очевидно, в усадьбе Ассели никто не ожидал, что вор, если таковой и найдётся, проберётся так далеко. Унельм вспомнил изящные завитушки на своём приглашении и толкнул дверь.

Они вошли в покои – действительно, слово «покои» подходило этой комнате как нельзя лучше. Унельм присвистнул.

– Уютно.

– Пожалуй…

Омилия не уловила его иронии. Может, ей все эти вазы в простенках, позолота, кость и мрамор, чёрное дерево, зелёные драгоценные камни и бархат действительно казались уютными – и не более того.

– Давай я постою на стрёме, пока ты ищешь? – предложил он. Омилия нахмурилась:

– На… стрёме?

Он улыбнулся:

– Буду следить, не идёт ли кто.

Она покраснела.

– Не думаю, что сюда кто-то придёт. Но… да, наверно, это хорошая идея.

И снова. Она привыкла, что ей всё сходит с рук – да, наследнице нравились приключения, но Ульм впервые подумал о том, что на самом деле в глубине души Омилия вовсе не боялась быть пойманной. Здесь, посреди богатых комнат, среди богатых людей, она была в своей стихии.

Он – нет.

Унельм стоял у дверей, пока она торопливо рылась в бумагах на изящном письменном столике, одни только костяные ножки которого стоили, должно быть, дороже, чем годовая аренда его крохотной квартирки.

– Не то… не то… Хотя… это уже что-то.

– Что там? – Её беспечность была заразительна, и Унельм с трудом поборол искушение оставить свой пост.

– Письма… она переписывалась с молодыми диннами. Наследниками… Что бы об этом сказал её муж, а? – Прядь выбилась из причёски и упала Омилии на лоб; она сердито сдула её с лица.

– Ты говорила, она занимаетеся политикой. Может, в этом и дело?

– Да, точно. Ты прав. – Омилия торопливо пробегала взглядом одно письмо за другим.