Но большинство препараторов поверили, что добились своего, а остальные не были готовы делать решительных шагов прямо сейчас… И Горре стал случайной жертвой.

С тех пор я всегда обходила тот переулок, будто тело художника всё ещё было там.

Я слышала, что многие стали приносить остролисты – любимые цветы Горре – на место его гибели, и что охранители время от времени убирали их… но сама не пришла ни разу.

Не участием в забастовке – игрой с Белым мотыльком я добилась своего… и больше не хотела лезть на рожон.

Не теперь, когда Стром свободен, а Сердце Стужи – так близко.

– Позаботься о нём, – сказал Барт, провожая меня до двери. – Его членство в Совете Десяти приостановлено – мальчик будет в ярости, когда узнает… Но с этим, боюсь, ничего не поделаешь. Слишком много грешков Эрика всплыло, пока Олке под него копал. К счастью, мелких грешков… О больших Олке только догадывается.

Мне хотелось спросить об увиденном в ангаре, но я промолчала.

– У отдела ничего не выйдет, – твёрдо добавил Барт. – Он ничего больше не найдёт. Мы об этом позаботимся. Но Эрик доставил им слишком много хлопот… это не могло остаться совсем без последствий. Думаю, мы легко отделались.

«Ничего не изменилось, – хотела сказать я. – Вы не добились ничего. Даже Строма освободили только благодаря мне. Забастовка ничего не изменила… Мир остался таким же несправедливым, каким был всегда».

Но, само собой, я ничего не сказала.

Я сама не была бы готова идти до конца – так как могла требовать этого от других?

И всё же с того самого дня, как я увидела Горре лежавшим там, в переулке, с его удивительной головой, проломленной самым обычным камнем, что-то новое поселилось во мне.

Желание Эрика Строма, ставшее и моим желанием, было теперь куда более личным, чем прежде…

И, думая о встрече с Эриком, о предстоящем нам новом походе за Сердцем Стужи, я трепетала от нетерпения и страха.

Впрочем, не только они заставляли меня трепетать.

* * *

Спустя несколько дней Эрик Стром всё ещё не вернулся домой, и вечерами я тихо сходила с ума от беспокойства, сидя у камина с одной из его книг и по нескольку раз перечитывая одну и ту же страницу.

Тогда же я обнаружила новые чёрные следы от эликсиров под собственной кожей. Особенно заметными они оказались на груди, руках и ногах. Я долго разглядывала себя в зеркале, привыкая к очередной новой черте в облике. Я не знала, удастся ли убрать их в процессе реабилитации – о таких вещах препараторы быстро привыкают не думать.

Я перемыла всю посуду, дважды протёрла полы, вычистила камин – всё это не уменьшило тревогу. Я не послушалась ястреба – и вряд ли для Строма послужит оправданием то, что я спасла ему жизнь.