– Он симпатичней, чем палатин?

Я щелкнула пальцами, и к нам подскочили два люмина. Хотелось надеяться, что они не улетят, когда поймут, куда я направляюсь.

– Великая Богиня, и ты туда же!

Несмотря на страх за Лупу, я невольно улыбнулась, а потом побежала по неровной земле так быстро, как только могла. Стремительно пересекла мрачные коридоры и пыточную тюремщика, особо не оглядываясь по сторонам. А достигнув коридора, который вел к камерам заключенных, остановилась. Люмины обеспокоенно подпрыгивали у меня над головой.

– Приглушите-ка немного свет.

Сразу стало темнее, и я помчалась дальше. Из камер доносились стоны и шелест соломы. Сейчас здесь пахло еще хуже, чем во время моего первого визита. Я вознесла молчаливую молитву, чтобы не ошибиться с поворотом и не заблудиться. Это беспокойство исчезло, когда я ступила в один коридор, а люмины наотрез отказались следовать за мной и влетели в другой.

– Ну что ж. Надеюсь, вы лучше знаете дорогу, – шепотом пробормотала я и последовала за ними.

По спине стекал пот. Что, если я опоздала? Что, если я доберусь до камер, а они оба уже мертвы? От этой мысли я запнулась и чуть не упала, лишь в последний момент ухватившись свободной рукой за решетку. Из темных теней подземелья раздалось дикое рычание. Я отдернула руку, однако, отшатнувшись, налетела на прутья противоположной камеры. Тут же громко клацнули зубы, когда кто-то или что-то, сидящее внутри, попыталось меня укусить. Я побежала дальше, догоняя возбужденно подпрыгивающие люмины. Наконец они замерли перед одной из камер, прошмыгнули сквозь прутья и осветили клетку, куда бросили гнить заживо мою сестру. Задыхаясь, я рухнула на колени.

– Лупа, скажи что-нибудь. Хоть что-нибудь.

Неужели она уже умерла? Я должна попасть в эту камеру. Ее истерзанное тело лежало на куче грязной соломы прямо перед решеткой камеры Алексея. Кто-то, предположительно Разван, расстелил на соломе плащ, чтобы девушка не соприкасалась с грязью. Но открытые раны на спине рано или поздно воспалятся. Раздалось угрожающее рычание, и я всхлипнула от облегчения.

– Хватит валять дурака, – всхлипнула я. – Если ты и дальше будешь пытаться меня убедить, что потеряла рассудок, я съем суп Бредики одна.

– Не смей, – простонала она. – Великая Богиня, я убью эту ведьму. Придушу ее. Скажи, что ты принесла что-нибудь от боли.

– Принесла.

– Бросай сюда. – Раздался очередной стон, когда сестра попыталась сесть, но почти сразу завалилась обратно. – А потом убирайся отсюда, пока тебя кто-нибудь не обнаружил.

– Забудь об этом.

Я внимательно изучала решетку. Нет ни двери, ни замка. Наверняка Селеста наложила на эти две камеры особое заклинание, которое мог снять только тюремщик.