Он расплылся в восторженной ухмылке:

– Правда?

– Забавно, обычно люди злятся, если их жалеют, – хлюпнула носом Кора и сморгнула слезы.

– Меня никогда не жалели. По крайней мере, из того, что я помню… И мне одновременно неприятно и приятно от твоих слез. С одной стороны, мне ужасно не нравится то, что ты расстроена, а с другой, я до импов рад, что тебе так меня жалко. Это даже… Не знаю… Мило?

Кора усмехнулась. Она зарылась пальцами в волосы Аконита. На парс он застыл, а затем, едва ли не мурлыча, прикрыл глаза, чуть наклоняя голову и позволяя гладить себя.

Скажи ей кто-то еще пару декад назад, что она будет в объятиях Аконита перебирать серебрящиеся под светом звезд пряди, чувствуя себя в абсолютной безопасности, Кора ни за что бы не поверила. Покрутила бы пальцем у виска, решив, что говорящий явно сбежал из Мэда.

Вдруг раздался настойчивый громкий стук. Кора невольно вздрогнула.

Аконит раскрыл вспыхнувшие фиолетовым глаза, и сквозь ткань можно было почувствовать, как напряглись его мышцы. Впрочем, он быстро расслабился, и свет внутри зрачка потух.

Нехотя Аконит выпустил Кору из объятий и неспешно направился ко входу. Она замерла, ожидая увидеть того, кто так жаждал войти. Кристофер тем временем мирно спал, все так же храпя.

– Ça me fait chier, pour être honnête![22] – раздался мужской тенор, стоило Акониту открыть дверь.

Кора осторожно выглянула с балкона, приглядываясь к высокой фигуре незнакомца. Она узнала его почти сразу же – это был тот же человек, что общался с журналистом на месте убийства Миллера. Именно он тогда держал двух мальчишек за шкирки. Только в прошлый раз его волосы были черными, а теперь стали белыми. Распущенные, они мягкими волнами падали на его широкие плечи.

– Не знаю, что ты сказал, но и я рад тебя видеть, – хмыкнул Аконит, пропуская мужчину внутрь.

– Merde![23] – воскликнул тот, останавливаясь рядом с диваном, где лежал Кристофер. – Mon cher[24], кого ты притащил сюда? Я думал, что научил тебя не брать всякую каку в руки.

Незнакомец взмахивал руками, ведя себя до противного манерно, а его акцент был куда сильнее, чем помнилось.

– Это мой отец.

– Оу… – мужчина смущенно отвел взгляд и только тогда увидел Кору. – Мадемуазель?

– Это…

– Корнелия, не так ли? Очаровательное имя! – заулыбался гость. – Меня можешь звать Рие, я…

– Никто? – растерянно пробормотала Кора.

Тот склонил голову набок, улыбка медленно сползла с его губ, а лицо жутковато застыло, будто он превратился в статую. От недавней энергичности не осталось и следа. А затем Никто заговорил голосом куда ниже, чем прежде: