Мгновение, продлившееся бесконечно долго, наконец закончилось. Взмах руки, вспыхнувшее светом лезвие и поток крови, хлынувший из раны на шее. Эмма захрипела. Она бы упала, но Дурман держал за волосы, пока глаза ее не подкатились.

Кора не закричала, не заплакала. Она только пристально смотрела на Эмму, а затем перед глазами резко потемнело. Разум не мог бороться с шоком и принял самое лучшее решение: провалиться в забытье.

34. Дурман

34. Дурман

Коре ужасно хотелось верить, что все было сном, что она просто уснула и ей приснился кошмар. Вот-вот зайдет Эмма, чтобы помочь собраться к завтраку, и все будет хорошо. Все будет, как обычно.

Но вместо пудрового аромата с нотами ванили в нос бил запах свежей крови. Твердый холодный землистый пол заменял мягкую перину, а подушкой служило острое иссушенное сено, коловшее щеку. Приходить в себя отчаянно не хотелось, но голос заставил открыть глаза:

– Не спи, пташка!

Видимо, для бодрости, ботинок пнул Кору в живот. Корсет немного смягчил удар, впрочем, доспехом он не был, и Кора охнула, скрючиваясь на полу.

– Заткнись! Т-ш-ш! – Дурман вдруг опустился, а затем вновь вцепился в ее волосы, заставляя Кору поднять голову. Он приставил к шее похолодевший нож, на котором все еще оставалась кровь Эммы. – А я все думал, когда же…

– Рад, что ты ждал, – раздался от входа вкрадчивый голос. В распахнувшейся двери виднелся высокий силуэт Аконита. В тот момент он вновь стал им. Не Гилом – Аконитом. Жестоким, мстительным призраком прошлого.

Кора запыхтела зло, впиваясь ногтями в кожу на руке Дурмана, которая тянула волосы.

– Как нашел?

– Ты идиот. Даже не проверил на артефакты? Сколько баллов у тебя было за интеллект? Ноль? – радостно оскалился Аконит, медленно подходя ближе. Глаза его сияли пурпурным светом. На парс он остановился, заметив тело Эммы.

Кора знала, что Гил бы закусил губу, отвернулся. Он был бы опечален и раздосадован, он был бы зол на того, кто совершил подобное. Но Гил был внутри Аконита, который только и позволил себе, что приостановиться и отразить в ярком свете глаз ярость.

– Заткнись! – выкрикнул Дурман. – Я все еще лучше тебя!

– Все еще? – улыбка Аконита стала неестественно широкой. – Лучше? Не помню тебя в списках лучших.

– Меня недооценили! – оправдывался Дурман, а Кора чувствовала, что руки его дрожали. Его глаза широко распахнулись и вращались, в уголках рта скопилась пенная слюна. Дурман походил на бродячего бешеного пса, который и сам мало понимал, что делает.

– Переоценили, – прохрипела Кора. Она помнила, как задевали его слова. – Ты жалок.