Подойдя к нему, Аконит остановился.
– Вот теперь можно поговорить, – выдохнул он облачко пара. Наверное, здесь было холодно, но тело почему-то ощущало приятную прохладу, не более.
Дурман же дрожал. Он выглядел здесь гораздо моложе, меньше и был совершенно нагим. На коже его проступали синяки, которых, Аконит знал, не было в реальности. Зато настоящие раны, едва затянувшиеся, которые были оставлены рукой разъяренной богини, не отражались.
– Ты кто? – Дурман стучал зубами, изумленно глядя на Аконита.
Тот удивленно моргнул. Когда он пришел сюда впервые, его, по сути, затащил 0229. Он был изумлен, что Аконит сразу осознал себя здесь, признавшись, что ему потребовалось время. Позже Аконит проделывал такой фокус с Рие, и у него тоже не возникло никаких проблем с осознанием себя.
– Может, потому что 0229 в реальности не был адекватен в полной мере? – предположил Рие тогда. – Его ведь пичкали пилюлями, организм ослаб, а уж регенерация у него вовсе вялая. Вряд ли он мог легко сопротивляться этому… Месту.
Теперь Аконит был склонен верить в эту теорию. К тому же 0229 признавался, что попал сюда случайно, когда его едва откачали от приступа. Тогда, находясь на грани между жизнью и смертью, он обнаружил себя здесь. А позже смог возвращаться сюда с помощью Голосов, которые стали своеобразными проводниками.
– Я Гил, – хотя в тот момент он был больше Аконитом, чем Гилом. – А ты? Кто ты?
– Я? – Дурман нахмурился. Он опустился, садясь на землю. – Я 8663!
Аконит поджал губы, пытаясь вспомнить хотя бы отголоски того, что было в лаборатории, но он и правда едва ли мог вспомнить его. Кроме собственной группы и еще некоторых выделившихся кирпичей, Аконит не запоминал никого из
– Слушай, 8663, ты знаешь, почему ты здесь?
– Н-нет…
Сыграть на этом?
– Ты хороший парень, да?
– К-конечно…
– Но один плохой парень по имени Дурман захватил твое тело и делал ужасные вещи. Мне нужно, чтобы ты помог мне.
8663 весь сжался, руками он обхватил себя и забормотал:
– Я знал, я знал, что плохой придет, я знал…
Он мямлил, как помешанный. И Аконит невольно поежился от осознания, что Дурман, похоже, действительно обезумел.