Рен затаила дыхание. Значит, все это время они знали о колодце и о силе, что таилась в нем.
– Не глупи, – сказал Вэнс в той пренебрежительной, слегка снисходительной манере, которая была так хорошо знакома Рен. Он сидел в непринужденной позе, небрежно держа в руке чашку с алки, но смотрел на Одиль острым взглядом. – Для этого нам придется рассказать, что вот уже почти двадцать лет мы лгали о том, что произошло во время Восстания. Это разрушит наш Дом, не говоря уже о…
– На карту поставлено нечто большее, чем твой чертов Дом, Вэнс. – В отличие от отца Рен, Одиль крепко сжала свою чашку. Впервые с тех пор, как Рен познакомилась с ней, она не притронулась к напитку.
– Насколько я помню, это был
Одиль отвела взгляд:
– Я испугалась. Теперь я знаю, что существуют вещи, которых стоит бояться больше, чем правды.
– Мы не лгали, Одиль. Только опустили некоторые детали. Вот в чем разница, и это спасло некоторым жизнь.
– Если мы и спасли чьи-то жизни, то только наши собственные. Возможно, ты способен обмануть себя, Вэнс, но меня тебе не одурачить. Я была там, так же как и ты. Я сказала Локку не делать этого. Но та
На лице Вэнса появилось странное, горькое выражение. В этом выражении скрывалась ревность, которую Рен замечала всякий раз, когда люди говорили о Локке.
– То, как он сиял из-за нее, – продолжила Одиль, и Рен точно знала, о чем она. – Я думала, что он на самом деле был героем из какой-то легенды. Но потом он уничтожил людей…
Вэнс уставился на содержимое своей чашки.
– Забавно, что тебя мучают угрызения совести из-за того, что мы утаили от остальных, учитывая, как много ты сама скрывала от меня.
– Не понимаю, о чем ты.