Как и любая нежить, она мечтала воскреснуть, мечтала жить. Но также она жаждала силы, как политической, так и магической, а Рен с Хоуком не могли этого позволить.

Ее брат встал рядом с матерью: она нуждалась в Хоуке для проведения ритуала и, откажись он, применила бы наказание. В конце концов, кроме смерти существовали и другие способы ранить кого-то.

Переместив руку так, чтобы в любой момент можно было освободиться от наручника, Рен представила себе место, до которого дотронулся Хоук, чтобы позже быстро расстегнуть и второй.

– Время пришло, – заявила Равенна, повернувшись к Хоуку. – Я не стану просить дважды.

Хоук долго и пристально смотрел на нее, прежде чем резко выдохнуть:

– Нет.

Равенна, которая и так почти не двигалась, поскольку могла не дышать (и как Рен не заметила этого раньше?), замерла на месте.

– Что?

– Я не стану этого делать.

– Понятно, – опустила голову Равенна. Ее взгляд едва ли не лениво скользнул по посоху, который она все еще держала в руке. По посоху Хоука. Когда она подняла его, Рен испугалась, не набросится ли она на собственного сына.

Хоук тоже напрягся, словно в ожидании удара, но тут Равенна покрутила посох, и череп на его верхушке ярко засиял.

Хоук неотрывно смотрел на посох, на мать, а Рен была сбита с толку нарастающим напряжением. Темным страхом, усиливающимся между ними.

– Хвостик, – еле слышно выдохнул Хоук, вызывая фамильяра. Призрачный лис ожил как раз в тот момент, когда Равенна замахнулась и разбила наконечник о землю. Оглушительный хруст расколол напряженную тишину, заглушил сдавленный вздох Хоука, когда его фамильяр задрожал, а затем рассеялся в облаке призрачного дыма.

Но исчез он не полностью.

Равенна не освободила дух. Нет, разрушив привязанную кость до того, как отпустить призрака, она обрекла его на то же существование, что и тех, кто скитался на поле битвы, оставшемся после Восстания. Здесь и в то же время нигде, обреченный превратиться в ничто без единого шанса на спасение. Такая участь была хуже того, чтобы оставаться нежитью.

Хоук, который хотел сделать то же самое с сотнями призраков, заточенных в колодце, теперь увидел последствия. Рен оставалось только надеяться, что судьба призрачного лиса заставит Хоука изменить свое мнение. Хотя его ненависть к человеческой нежити могла и остаться, но сейчас речь шла не об озлобленном ревенанте. Хвостик был его фамильяром.

Грудь Хоука быстро вздымалась и опускалась, он яростно пытался сморгнуть слезы. Действия Равенны были небрежными, бессердечно жестокими, но в то же время расчетливыми, призванными ранить и побудить подчиниться.