– Не знаю. Но звучало достаточно ужасно, чтобы быть правдой.

Этой ночью даже игра Веспера на лютне не могла меня успокоить.

Я слушала, как он играл после того, как мы поужинали хлебом, сыром и вяленой рыбой, найденной в развалинах каравана. Я пыталась почувствовать то спокойствие, которое обычно ощущала в его присутствии, глядя, как его изящные пальцы легко скользят по струнам.

Но внутри я чувствовала лишь беспокойство и тревогу.

Было ли это потому, что мы подошли так близко к мечу, хотя я, в конце концов, не хотела иметь с ним ничего общего? Я никогда не хотела сюда приходить. Никогда не хотела искать меч – лезвие Перуна, лезвие Велы, Экскалибур. Что бы это ни было, для меня оно не имело никакой притягательности.

И все же, несмотря на то что это было трудно осознать, Пендрат находился в состоянии войны. Если все, что рассказывала нам Ланселетта, было правдой, то Мерлин и сэр Эктор верили, что меч даст нам какое-то преимущество.

Перед Артуром или перед врагами? Потому что, судя по тому, что рассказывала Ланселетта, Артур объявил нашими врагами тех, кто когда-то был союзником.

Я поерзала на жестком камне, на котором сидела. Мне было сложно представить, как могло помочь возвращение меча. Нам нужно было удержать его подальше от Артура. И как Мерлин и сэр Эктор собирались это сделать?

Однако кто бы мог подумать, что Мерлин придумает что-то особенное? Она ведь не поделилась с нами об арке. По крайней мере, до того момента, когда это стало необходимым. Что еще она могла скрывать насчет природы меча?

Веспер все еще играл. Он снял куртку, и белая рубашка плотно облегала его, подчеркивая стройные мускулы на груди и руках. Его пальцы двигались по струнам, выводя мягкую и приятную мелодию, напоминавшую мне детскую колыбельную, которую когда-то пела мне моя мать.

С тоской я посмотрела на Одельну, что сидела неподалеку. Она подошла ближе к нашему костру и теперь сидела на земле рядом с Дравеном, обняв колени руками. Дравен накинул ей на плечи одну из своих туник, которая теперь обернула ее, как одеяло. Глаза девочки были устремлены на танцующие языки пламени.

Прошлые ночи мы с Ланселеттой по очереди спали рядом с девочкой. Сегодня я буду спать в своей собственной палатке.

Могла ли мать девочки петь ей ту же колыбельную, что играл сейчас менестрель? Расскажет ли нам когда-нибудь Одельна, что с ней случилось? Или произошедшее было слишком ужасно, чтобы об этом говорить?

Вернувшись в Камелот, мы найдем ей новый, безопасный дом – либо в храме, либо в настоящей семье, которая поможет ей начать все сначала. В той, которая примет ее, даже если она никогда не скажет ни слова, которая будет любить ее и верить, что она заслуживает того, чтобы ее спасали.