Алина чувствовала себя ужасно виноватой, потому что рана, полученная днем, у профессора затягивалась медленно, и к вечеру глаза его начали лихорадочно блестеть, а на висках выступил болезненный пот. Поэтому она кивнула и ни разу не пожаловалась. Даже когда Тротт, разведя костер и поставив запекаться местных крысозубов, окликнул ее, умывающуюся у ручья, и коротко напомнил:

– Заниматься.

Он снял сорочку, и крыло с той стороны, где была рана, периодически подергивалось, да и сам он кривился. Но опять лорд Макс швырял ее на землю, и заламывал, и резко отчитывал, если не била в полную силу, – а принцесса молча моргала, восстанавливала сбившееся от боли дыхание и послушно повторяла то, что он требовал. Только ударить нормально так и не смогла, как и разозлиться, хотя профессор не жалел едких слов. Чувствовала ведь, какой горячей была его кожа, и слышала, как прерывается дыхание, когда он двигался слишком резко.

– Вы сегодня на редкость рассеянны, Богуславская, – сухо проговорил инляндец, когда Алинка в очередной раз проехалась спиной по мху и замерла, раскинув крылья, тяжело вздыхая и глядя на ноздреватую луну. – Закончим. Идите умывайтесь, и есть.

Принцесса приподнялась на локтях, вдохнула полной грудью прелый лиственный запах, пытаясь не обращать внимания на ноющие мышцы и боль в боку, посмотрела в сторону костра. Страшненькие запеченные крысозубы – все, что удалось поймать, – казались сейчас лучшим лакомством на свете. Перевела взгляд на Тротта: тот обтирался сорочкой, морщась, крутил крылом, и принцесса тоже пошевелила крыльями, наблюдая за ним. Борода у него отросла еще больше, и теперь он напоминал лесника или лесоруба, а не всегда безупречно одетого и чисто выбритого мага-природника. Хотя принцесса уже привыкла и к черным волосам, и к зеленым глазам. Но если честно, рыжим Тротт ей нравился больше.

«Не нравился, а был привычнее», – педантично поправила себя Алина, мысленно перенеслась в Университет и тут же заскучала и по родным, и по Матвею, и по каменам. А еще ей очень хотелось увидеть себя. Трудно жить, не зная, как выглядишь, не понимая, как меняет лицо мимика.

Потрясла головой: зачем снова себя расстраивать, раз каждое утро они пытаются с Троттом вернуть ее половинку наверх, и не получается? – попробовала подняться. Ушибленный бок прострелило, но Алина упрямо подтянула к себе ноги, перевернулась на четвереньки и встала. И поковыляла к воде. Тоска по родным никуда не пропала, и нужно было заглушить ее каким-нибудь занятием.

Они остановились у небольшого родника, который вымыл себе чуть дальше озерцо глубиной принцессе по грудь, – и она, набрав с берега песка и глины, решила отмыться основательно. Было очень темно, и вода немного пугала, но грязь пугала больше.