Стазис на Демьяне вспыхивал огненными искорками – будто лупой кто-то поджигал бумагу, – и лицо короля становилось все спокойнее. Вот дрогнула грудь, пошевелились пальцы на руке – Полина почувствовала это движение, с трудом повернула тяжелую голову к мужу. На груди ее словно лежала многотонная плита, и сердце казалось ледяным комком, обжигающим холодом, а кожа, наоборот, горела до боли – но кричать не было сил. Все кружилось вокруг, и мат под спиной, казалось, уходит куда-то в сторону, и вдруг страшно заболело внизу живота, закрутило суставы, заломило затылок.
Демьян дрогнул ресницами раз, другой. Открыл глаза – чистые, здоровые. Заморгал, недоуменно посмотрел перед собой. Попытался пошевелиться.
– Лежи спокойно, – прозвучало над ним, – второй жены у тебя нет. Жди.
Раздался взрыв.
Солнечный мост иссякал – уже поднимался только от сердца молодой королевы, пульсируя, как живой. Замедлялся и становился прозрачнее.
Демьян медленно повернул к Полине голову. Зрачки его были расширены, а у нее в глазах уже темнело – и она только успела улыбнуться краешком пересохших губ. Увидеть, как вспыхивают в его глазах воспоминания, ужас и вина. И с последним биением солнечного моста погрузилась во тьму.
* * *
Схватилась за горло Ани, ощущая ту же выворачивающую наизнанку боль в душе, что чувствовала она – не понимая, что происходит, – после смерти матери.
Прижалась к ней Василина, рыдая в голос.
Далеко в больнице Рудлога прямо во время операции упала в обморок принцесса Марина.
Согнулась, хватая ртом воздух, Алина, сдающая зачет.
Младшая, Каролина, заскулила тоненько и порвала рисунок, который упорно многократно перерисовывала, не показывая никому. Рисунок с сестрой, укрытой золотым пологом.
К Полине метнулся Гюнтер, вливая в нее свою жизненную силу. Грязно выругался Луциус, присоединяясь к брату. И Нории, оторвавшись от Демьяна, положил обе руки на голову молодой королевы, пытаясь схватить отходящую душу. Три потомка Белого отдавали себя, а над ними смыкались облака, грозно гудела надвигающаяся метель, вставая от их силы снежным куполом над замком, и Демьян, повернувшись, обхватив жену за плечи, шептал ей в ухо:
– Вернись. Вернись ко мне. Вернись!!
Очертания обнаженной женщины подернулись дымкой, переплавляясь в массивную фигуру молодой медведицы. Пол захрипела, заскрежетала зубами, задергала лапами, впиваясь когтями в грудь мужа, и алая кровь текла вниз, на мат, а он все рычал ей в ухо:
– Ну же, Поля, держись!
Первым отвалился Гюнтер. Дрожащими руками потер глаза, опустился на камень плаца. Бледный Луциус упрямо держался, вжимая ладони в темную шерсть, и дракон не уступал ему, что-то шепча одними губами.