В трубке послышались гудки.

Джим задержал дыхание и медленно положил трубку на рычаги. Оле стоял рядом. Он не стал спрашивать, кому звонил Джим. Вместо этого Джим сам спросил его:

- Что ты собираешь делать?

- Ухаживать за садом, - ответил Оле. – Ждать звонка. От кого-нибудь. Приводить в чувство Себастьяна или Мию, если они погибнут где-то и оживут здесь. И надеяться, что у тебя все получится. Боюсь, что мы в одной лодке, парень, даже если я остаюсь здесь.

- Что у меня должно получится? – спросил Джим. – Как можно совместить в одно целое пророчество, что я должен уничтожить Extensio, и необходимость его спасти?

- Знаешь, - осторожно предположил Оле, – у меня есть ощущение, что Extensio уже уничтожен. Почти уничтожен. Это как при хронической болезни. В какой-то момент обреченный больной чувствует прилив сил, обострение чувств, легкость, пусть и сопровождаемую странной лихорадкой, но именно легкость. Некоторые даже принимают это за кризис выздоровления. А это кризис смерти. Мне кажется, что нечто подобное должен испытывать и этот мир.

- Так он имеет личностное начало? – усмехнулся Джим.

- Не знаю, - пожал плечами Оле. – Может быть, воплощение? Ну или хотя бы сердце?

- Когда я отправлюсь в Форт? - спросил Джим.

- Подойди и возьмись за чемодан, - сказал Оле. – Ничего не забыл?

- Все на месте, - провел рукой по поясу Джим и подошел к упакованному чемодану. – А ты больше ничего не хочешь мне сказать?

- Знаешь, как я стал Оле Лукойе? – спросил Оле.

- Разве не игра сделала тебя таким? – не понял Джим.

- Я сам себя таким сделал, - ответил Оле. – Десять лет назад началось вторжение. Многое стало меняться. Я работал гримером и визажистом в Золотом Руне и мечтал о собственном шоу. Очень сильно мечтал. Перебирал книги, фильмы, ну и наткнулся на историю Оле Лукойе и историю Песочного человека. Выбрал первого. Имя понравилось. А дальше все было просто. Я мастерил зонтики, придумывал тексты, скетчи и читал все, что можно было найти об Оле Лукойе. Что может быть лучше шоу, в котором твой клиент спит? Даже начинал подбирать какие-то фармацевтические средства для усыпления. Но они мне не пригодились. Через год после вторжения что-то изменилось. Или это что-то плавно изменилось за год. Не только во мне, во многих. Короче, я стал Оле Лукойе. Ты понимаешь, что это значит?

- Что? – спросил Джим.

- Уроды сделали меня тем, кем я хотел быть! – прошептал Оле. – Они исполнили мою мечту!

- Почему же тогда они не сблизили тебя с Оливией Миллер? – спросил Джим.

- Потому что это вступило бы в противоречие с ее волей, - засмеялся Оле. – Я только так могу это объяснить.